Серьезный, знаете ли, уголовник попался. Два трупа, и у каждого одна пуля в сердце и вторая — в голове. Убил и проконтролировал, чтобы наверняка. Как мы на него вышли — этого я рассказывать не стану, служебная тайна. Но могу сказать, что прежде, чем его прихватили, он телеграмму отбил с вокзала. В ней было всего два слова: «Племянник уехал». А убитый как раз подруге помещицы Томилиной племянником приходился. Мы выяснили — за той дамой примерно пару месяцев один хлыщ начал увиваться и, судя по некоторым деталям, его цель — состояние этой дамы. Племянник же ему, как понимаете, мешал. Наверняка он и оплатил убийцу, вот только доказательств этому нет.
— А кому была адресована телеграмма?
— Думаете, мы это не проверили? На столичный главпочтамт, до востребования, на вымышленное имя. Да и забирать телеграмму пришел подставной человек.
Объяснение звучало логично, и я бы с чистым сердцем ему поверил, если бы не след револьверной пули на внутренней стороне латунного стаканчика моих гогглов. Но рассказывать об этом не хотелось: слишком много времени прошло с той гонки, да и улики таковы, что сам факт покушения неочевиден. Что ж, будем поддерживать официальную версию.
— Ну вы и мастер! — я постарался максимально достоверно отобразить не лице восхищение. — Такое дело за неделю раскрутить, да еще и убийцу поймать — это дорогого стоит.
— Да не поймали его, — дернул щекой инспектор, — убили при задержании. Отстреливался, сволочь, троих наших поранил, одного наповал уложил.
— Тем более. Матерого волчару вытропили да пристрелили.
Боголюбов, довольный похвалой, заулыбался.
— Владимир Антонович, — вдруг спохватился он. — вы же наверняка по делу пришли. Или нет?
— Скорее, за советом. Я не слишком силен в структуре вашего ведомства, и в какой кабинет мне сунуться, даже представить не могу.
— А в чем проблема?
— Понимаете, образовалось у меня трое сирот. Я хочу оформить над ними опеку, и для начала выправить все полагающиеся документы.
— Что ж, похвально, похвально. А просьбу вашу выполнить легко. Сейчас подойдет кто-нибудь из нижних чинов, он вас и проводит. А я записку набросаю, чтобы коллеги мои тягомотину не разводили.
Боголюбов подвинул к себе лист бумаги, взял перо и принялся писать.
— Вот, возьмите, — протянул он мне бумагу через пару минут.
— Филька! — тут же крикнул он зашедшему в комнату полицейскому. — Проводи господина Стриженова в отдел к Потапову, да бегом возвращайся.
С запиской от Боголюбова все документы были оформлены в рекордные сроки. Я дружески попрощался с инспектором Потаповым и направился в больницу отдавать фургон. Состояние было двойственное: с одной стороны, убийца уничтожен. И перед этим пресловутый убийца отчитался заказчику об успешном выполнении заказа. То есть, заказчик теперь успокоится, и какое-то время новых покушений не будет. С другой стороны, мучила совесть: в отличие от полиции, я был твердо уверен в том, что племянника убили, по ошибке приняв его за меня. Знать бы еще, кто этот заказчик…
Дома меня ждал дорогой гость — журналист Федор Иванович Игнатьев собственной персоной. И пришел он не просто так, пригнал свою новую игрушку: новейший мобиль немецкой фирмы «Даймлер».
— Вы опять отличились, Владимир Антонович, — смеясь, выдал он после взаимных приветствий.
— Федор Иванович, ну сколько можно!
— До тех пор, пока вы подкидываете обществу новые поводы для сплетен. Сегодня с утра некая госпожа Ольга Дорохина побывала в гостях у одной своей подруги. Помимо нее на утренний кофе собрались еще с полдюжины дам. Дорохина в красках поведала им о том, что происходило накануне у баронессы Сердобиной, умоляя сохранить это в тайне. |