Очевидно, что единственную радость в жизни он уже употребил, и в изрядном количестве. Иначе объяснить его поведение было невозможно. Отвечать ему означало начать оправдываться, а тут следовало нападать. Но устраивать перепалку перед августейшей особой тоже было невозможно, и я молчал.
Наконец, стоявший рядом распорядитель церемонии отошел от шока и начал принимать меры к наведению порядка. Он махнул рукой, и тут же два пристава крепко взяли Огинского под руки так, что он и дернуться не мог, и повлекли его, как говорится, за кулисы. Только после этого старый пьяница разглядел великого князя и сообразил, что влип. От страха он буквально побелел, но от своего не отступился:
— Выше высочество, прошу милости и заступничества! Где ж это видано — девиц воровать? Повелите этому татю вернуть мне дочь, коли она еще жива. А если сгубил кровиночку мою, так покарайте нехристя так, чтобы всем прочим неповадно было.
Александр чуть заметно поморщился: развлечения не получилось. Более того, теперь поездка на «Молнии» оказывалась под угрозой. Но бузотера увели, мы с Клейстом, повинуясь едва заметному кивку вернулись на место. Последовала еще одна речь, в конце которой было объявлено о том, что бал в честь окончания гонок состоится вечером. Народ потянулся к выходу. Можно было и нам уходить, но подошел ливрейный слуга и пригласил нас пройти следом за ним.
Великий князь Александр Константинович был мрачен. Я его прекрасно понимал: так обгадить завершение главного мероприятия сезона надо было постараться. Надеюсь, Огинский сполна прочувствует свою ошибку. Но сейчас оправдываться предстояло мне.
— Господин Стриженов, извольте объясниться, — потребовал Романов. — Вас обвинили в похищении некоей девицы. И хотя обвинение высказал какой-то пьяница, он сделал это публично, да ещё и апеллировал ко мне, как к высшей судебной инстанции. Теперь я хочу выслушать вас. И, главное, понять: совершили вы то, в чем вас обвиняют, или же нет.
При такой постановке вопроса врать становилось невозможно, тем более, что жениться на Лизе Огинской я все-таки собирался. Оставалось лишь правильно подать информацию.
— Ваше высочество, позвольте начать издалека. Обещаю, я буду краток.
Дождавшись кивка, я принялся рассказывать:
— С Огинскими мы познакомились по дороге в столицу несколько дней назад…
По возможности сжато я изложил историю своего знакомства с Лизой, свои намерения относительно девушки, услышанную на обеде в Москве сплетню и визит Степаниды.
— И в итоге я решил жениться на Елизавете Огинской без отцовского благословения, что отчасти и проделал.
С этими словами я продемонстрировал надетое на безымянный палец обручальное кольцо.
Выслушав мою историю, Александр очевидно смягчился, но все равно недовольно пробурчал:
— Развели тут р-романтику. Где сейчас девица Огинская?
Тут я решил чуточку приврать:
— Под опекой моего прадеда, Федора Васильевича Тенишева.
— А-а, так это вы тот самый наследник?
Александр, кажется, несколько просветлел.
— Это сильно упрощает дело.
Он нажал кнопку звонка, и через пару секунд в кабинет заглянул слуга.
— Пусть приведут Огинского, — приказал великий князь.
Видимо, подмосковного помещика держали где-то поблизости, потому что привели буквально через пять минут. Петр Федотович был напуган мало не до мокрых штанов. Хмель с него слетел, и он затравленно озирался по сторонам, не ожидая ничего хорошего.
— Говори как на духу! — строго велел ему Александр. — За кого дочку сговорил?
— За князя Тенишева, — робко выговорил Огинский, косясь одним глазом на меня.
— За которого?
— За Дмитрия Михайловича.
— И сколько он тебе посулил за дочь?
— Т-три тысячи рублей. |