– Сейчас поздно.

 – Завтра, – живо сказал новый знакомый и поцеловал ей ручку. – А теперь я бегу и никому обо мне не говорите. Я тут инкогнито.

 Катя проводила его удивленным взглядом и усмехнулась: «От Онгурен до Мужиная». Ей сделалось весело и легко, захотелось с кем-нибудь поговорить, но вдруг в ночи она услыхала голоса.

 – Что этот придурок тут делал?

 – А кто его знает, пустобреха.

 – Пустобреха, – передразнил Курлова Буранов. – Смотри опять понаедут, цепляться начнут.

 – Ну, скажете своим дружкам – вот и весь разговор.

 При свете дня Одоевский Катю разочаровал. На вид ему было лет тридцать, и выглядел он помятым и неряшливым под стать своей хлипкой, страшной лодке. При такой внешности развязный тон казался неуместным, как если бы Алена Гордеевна вздумала кокетничать с Бурановым.

 – Поедемте в Хаврошку.

 – – Куда? – засмеялась она.

 – А что тут смешного? – внезапно обиделся ее кавалер. – Чем это вам наша Хаврошка не нравится? Уж по крайней мере пристойнее ваших мертвецов.

 Хаврошкой оказалась та самая избушка, которую заприметила Катя с катера. Правда, внутри чудный домик выглядел довольно убого: нары, печь, высокий грубый стол, горшки, сковородки, керосиновая лампа на подоконнике. За столом сидел парень в белом овечьем свитере и читал.

 – Сударыня, позвольте представить: мой близкий друг и коллега Александр Дедов.

 Услышав фамилию, Катя хмыкнула, но в этот момент парень поднял голову, хлопнул длиннющими мохнатыми ресницами, и она поняла, чьи глаза привиделись ей три недели назад на берегу таежного озерца. Да, это были те самые пронзительные, цвета хвои глаза, смотревшие теперь немного смущенно.

 – …умница и книгочей, идеалист, борец с браконьерами и лучший защитник Байкала.

 – Не говори ерунды, – сказал парень и снова уткнулся в книгу.

 – Дед, – не останавливался Одоевский, – в конце концов, это просто неприлично. Вы представить себе не можете, как он перепугался, когда узнал, что к нам пожалует дама. Одичал-с в тайге.

 – Угу, – пробормотала Катя, – бурхан.

 Через полчаса она чувствовала себя в этой избушке лучше, чем дома. Одоевский, хоть и довольно плохонько, играл на гитаре и пел тенорком жалостливые песни о бродягах, туристах и белых офицерах. Дедов сидел набычившись, и ей жутко нравилось дразнить их обоих взглядами, кокетничать и шалить. Водился за Катенькой этот милый гре