И осталось только разыграть… нет, до эндшпиля оставалось еще чуть ли не половина суток и не одна сотня километров – но самая сложная часть партии против британцев ожидала меня прямо сейчас. Изящный, смелый и одновременно отчаянно-сомнительный и ненадежный ход, который мог стать следующим шагом к блестящей победе… Или наоборот – разрушить все, свести на нет усилия, лишить даже самого крохотного шанса доставить фон Брауна в Париж – и к тому же еще и выставить меня полным идиотом. На мгновение я даже засомневался – настолько сомнительной вдруг показалась собственная затея.

Но отступать уже в любом случае было слишком поздно.

– Прости, приятель. – Я развернулся на пятках. – Ничего личного.

Моряк, похоже, даже не успел понять, что случилось – я едва успел подхватить обмякшее тело у самого пола и осторожно опустить на ковер. Кому-нибудь более хлипкому такой удар, пожалуй, мог бы свернуть шею, но этому здоровяку ничего подобного уж точно не грозило. Он отключился и тут же задышал так глубоко и шумно, будто просто лег вздремнуть.

Значит, вряд ли проваляется долго – и лучше поспешить.

Я быстрым шагом прошел по коридору и постучал в каюту фон Брауна. Подождал немного – и врезал по двери кулаком так, что она с жалобным хрустом дернулась на петлях. И только после этого раздались негромкие шаркающие шаги, которые тут же сменила ругань.

– Я еще ничего не заказывал, – проскрипел сердитый немолодой голос. – Какого черта вам нужно?

– Я пришел, чтобы помочь, герр фон Браун, – отозвался я на немецком. – Меня послал ваш племянник!

Ответом мне было молчание, но сквозь тонкое дерево на меня хлынуло столько эмоций, что от неожиданности зашумело в ушах. Удивление, страх, надежда – все и сразу. Но в первую очередь, конечно же, недоверие – старик явно оказался не из наивных.

И все же успех определенно стоило развивать.

– Умоляю вас, послушайте! – продолжил я. – Мы оба в смертельной опасности! За вами охотится британская разведка, и они будут здесь с минуты на минуту… Нужно бежать!

Кажется, сработало: фон Браун снова хлестнул меня волной паники, но все-таки отпер замок и приоткрыл дверь. Я тут же рванул на себя ручку и втиснулся в каюту.

Без особых усилий – старик был повыше меня ростом, но богатырским сложением не отличался, похоже, даже в молодости, а к своим неполным семидесяти и вовсе превратился в высохший бледный скелет, облаченный в брючный костюм невнятного цвета – то ли серого, то ли грязновато-бежевого. Он и на фотографиях изрядно напоминал сумасшедшего ученого из фильмов двадцатилетней давности, но вживую оказался еще более колоритным.

Огромная лысина поблескивала капельками выступившего от волнения пота, а по обеим ее сторонам торчали клочья седых волос. Не слишком густых – зато достаточно длинных, чтобы фон Браун казался слегка похожим на перезрелый одуванчик, растерявший половину пуха. Зрелище было бы даже забавным, если бы не глаза за очками в роговой оправе – голубые и холодные, как лед. В них плескалось столько испуга и недоверия, что мне на мгновение стало не по себе.