– Тогда я занесу ей и другим людям, о которых у меня сохранятся добрые воспоминания, свою карточку. Моя «слава», как вы говорите, требует, чтобы я не отступила от требований света и простилась со знакомыми по всем правилам.

Хотя весть о том, что ужасная китаянка очутилась за решеткой, успокоила ее, Александра была не до конца удовлетворена. У арестованной так и не нашли медальона, как ни рылись в ее пожитках, что доставляло ограбленной страдания суеверного свойства: с тех пор, как она лишилась этой вещи, ее жизнь терпела крушение, и она с трепетом думала, как, не обретя снова этот талисман, сумеет выдержать все трудности, которыми встретит ее Америка.

«А я-то считала себя сильной духом женщиной, интеллектуалкой… – думала она, собирая драгоценности в преддверии отъезда. – А оказалась фетишисткой, как старуха-скво из племени ирокезов! Представляю, что бы сказал на этот счет Джонатан…»

Последние слова она произнесла вслух и содрогнулась при звуке имени мужа. Прежде, когда между ними еще не разверзся океан, она часто вспоминала о нем в связи с любыми мыслями, посещающими голову, однако сейчас впервые после их разрыва она вспомнила их беседы и испытала острое недовольство собой. Какое теперь имеет значение, что бы сказал или сделал судья Каррингтон?

Закрыв кожаную шкатулку, она заперла ее в шкафу, надела светлую шляпку в тон легкому костюму поверх корсажа, аккуратно натянула перчатки с крагами из шевро и приготовилась к выходу. По дороге она заглянула в гостиную к мадам Риво, которая корпела над письмами, так как состояла в переписке с множеством людей. Тетя Эмити подняла одновременно нос и перо.

– Почему ты не сказала, что собралась прогуляться? Я бы перенесла свое пустое занятие на потом.

– Я уже большая девочка, тетя Эмити. К тому же к обеду у меня еще не созрело планов. Уж больно хороша погода! Я воспользуюсь вновь обретенной свободой, не беспокоя вас.

– Это я способна понять. Но вели Фирмину подать тебе экипаж!

– Только не это! Это испортит все удовольствие. Вы знаете, как я люблю пешие прогулки. Добреду до магазина «Бон Марше», куплю безделушек; потом отправлюсь к Долли, чтобы оставить карточку с прощальными пожеланиями. Между прочим, вполне может статься, что она уже вернулась: вчера у меня был обнадеживающий телефонный разговор с ее дворецким.

– Счастливого пути! Только не задерживайся допоздна! Я все еще не избавилась от привычки беспокоиться за тебя, даже беспричинно.

Вместо ответа Александра обняла славную женщину и упорхнула. Погода была не такой жаркой, как в последние дни, и она с наслаждением вдыхала свежесть, принесенную ветром с запада: пахло травой и даже морем. Над Сеной кружились чайки; Александра дошла по набережной до улицы Дю Бак, на которую и свернула, чтобы без спешки изучить витрины антикварных лавочек.

Добравшись до цели – огромного магазина, где отоваривалось все Сен-Жерменское предместье, успевшее привыкнуть к близости «ужасной металлической конструкции» – произведению Гюстава Эйфеля, она купила несколько пар перчаток, несколько чудесных вышитых скатертей для своих нью-йоркских горничных и несколько простыней, которые распорядилась доставить по ее адресу; далее ее привлекла гордость «Бон Марше» – картинная галерея, отличавшаяся пышным интерьером в стиле «Наполеон II».

Ей нравилось играть в безымянную парижанку. Желая продлить удовольствие, она зашла в чайный салон, чтобы побаловаться ароматным напитком, снимающим усталость. Взбодрившись, она зашагала в сторону улицы Сен-Гийом. На часах было около пяти – самое лучшее время, чтобы застать дома мадам д'Ориньяк.

Ее ждало разочарование. Привратник объяснил, что госпожа маркиза» еще не возвращалась, более того, она появится не раньше, чем через три недели.