Их предводитель принц, Цюань, безжалостный маньчжурский воин, относился к людям Запада с омерзением; поскольку он был выходцем из императорского семейства, императрица, которой он поклялся возродить величие империи, внимательно прислушивалась к нему и оказывала ему поддержку, ведя с «белыми дьяволами» двойную игру, в которой немало преуспела: если «боксеры» одержат победу – тем лучше; при ином развитии событий она с радостью вручила бы победителям голову Цюаня. Александра, открывавшая для себя Пекин, не имела обо всем этом ни малейшего представления. Увиденное здесь пленило ее, ибо совпадало с ее грезами, хотя пыли вокруг оказалось больше, чем она ожидала. Императорская столица предстала перед ней, чудом возникнув на краю плоской желтой равнины, как средневековый город из книжки: окруженный высокими зубчатыми стенами, у подножия которых теснятся огородики. Внутри стен кипел пестрый людской водоворот: здесь сосуществовали, не соприкасаясь, два города – китайский на юге и татарский (Центром последнего и был «Запретный город»; здесь громоздились свои крепостные стены, ворота в которых выглядели как огромные проломы.) Таким образом, всего насчитывалось целых три кольца крепостных укреплений.

Дипломатический квартал находился вблизи «Запретного города». Чтобы попасть в него, приходилось преодолевать крепостные ворота, сами по себе напоминавшие цитадель или древний корабль с квадратными бойницами для пушечных жерл. Квартал посольств оказался зажат между уступом дворца и восточной стеной Пекина.

Разрезанный под прямыми углами Нефритовым каналом и длинной улицей, на которую попадали, поднимаясь по изящным ступенькам, посольский квартал состоял из древних построек, на многоярусных крышах которых развевались государственные флаги, почти незаметные из-за деревьев, а также сооружений поновее. Все утопало в цветах, все пленяло взор, никак не напоминая о пыли и нечистотах, в которых тонули кварталы простолюдинов. Красные стены императорского дворца, на которых несли дозор воины в доспехах и появлялись глашатаи с длинными трубами, напоминающими музыкальные инструменты Тироля, добавляли картине живости, хотя люди, настроенные на плохое, видели во всем этом угрожающие признаки.

Посольство Соединенных Штатов размещалось между Русским банком и Нефритовым каналом, в самой середине этого элегантного квартала.

Здесь находились не только посольства, но и жилища богатых китайских коммерсантов, особенно принявших христианство. Все вместе представляло собой веселенький ансамбль, неотразимый для новичков; в первые месяцы все шло как нельзя лучше. В дипломатическом мирке Пекина пользовались любым предлогом, чтобы закатить прием; как ни странно, такое тесное соседство в центре необъятной, загадочной страны как-то сглаживало углы и смягчало противоречия, которые разделяли такие, казалось бы, обреченные на взаимное недоверие страны, как Франция и Германия или Россия и Япония.

Прелесть юной мисс Форбс обеспечила ей молниеносный успех. На балах тетрадка, в которую она записывала желающих с ней потанцевать, пестрела именами сынов самых разных народов: Америка здесь встречалась с Европой. Она, конечно, флиртовала, но совсем чуть-чуть, и никому из тех, кто толпился вокруг нее, так и не удалось ее соблазнить. Благодаря этому она пользовалась расположением дам и даже подружилась с Сильвией Конджер, дочерью американского посла. Обе были любительницами посмеяться, потанцевать, побегать по магазинам, поиграть в теннис и обвести вокруг пальца ухажера. Помимо этого, Сильвия оказалась по-настоящему талантливой пианисткой, чем напоминала Александре тетю Эмити. Впрочем, талант ее был эклектичен: она могла побаловать слушателей мастерской интерпретацией шопеновского ноктюрна и тут же перейти на легкомысленный «уан степ» или польку, вовсе не тревожа этим соседей, так как Пекин был одним из самых шумных городов в мире.