Изменить размер шрифта - +
Украдкой поглядывала на него и отводила глаза, чуть только возникал риск встретиться с ним взглядом. Накрывая на стол, складывала его салфетку какими-то сложными фигурами — то пирамидой, то трубкой, то птичкой — между тем как Волчице просто клала ее на тарелку. Столовые приборы подавала ему только серебряные. Стала чаще готовить его любимые блюда. Дошло до того, что как-то раз, перед тем как выйти, она сделала ему что-то вроде намека на реверанс, склонив голову и подогнув одно колено. Волчицу и Фенрира все это забавляло.

— Что это с ней? — удивлялся он.

— Я думаю, — отвечала Волчица, — ты предстал ей в новом свете после своего возвращения. В ее глазах ты теперь мужчина, и ей это небезразлично, иного объяснения я не нахожу. Похоже, она имеет на тебя виды.

Фенрир посмеялся, но шуточное объяснение его не удовлетворило. Он был заинтригован, и как-то раз, когда Волчицы не было дома и он обедал один, решил выяснить, в чем дело.

— Оттилия! — окликнул он кухарку, когда она уже спешила обратно на кухню, подав ему его любимый десерт — рисовый пудинг с тем густым вареньем, рецепт которого был известен только ей.

— Сударь? — отозвалась она и напряженно застыла.

— Вы ко мне переменились. Почему?

Вопрос был задан в лоб, без обиняков. Кухарка не отвечала. Просто стояла в дверях, как пригвожденная.

— Вы обращаетесь со мной лучше, чем прежде. Оказываете мне любезности…

— Это не любезности, сударь.

— А что же тогда?

— Это… это почести.

— Почести? Что-то до недавнего времени вы мне их не очень-то оказывали. Чем же я их теперь заслужил? Я каким был, таким и остался.

— Да… то есть нет. Для меня — нет.

Она смотрела в пол. Для нее непривычно было говорить о чем-то выходящем за рамки домашнего хозяйства. Больше всего ей хотелось бы исчезнуть.

— Объяснитесь, Оттилия. Прошу вас.

— Ну… про вас говорят всякие вещи…

— Кто говорит? И какие вещи?

— Люди говорят. Как не стало господина Герольфа, языки у них развязались.

— И что болтают эти развязавшиеся языки?

— Не могу повторить.

— Не можете или не хотите?

— Я не имею права.

— Почему?

— Это тайна.

— Тайна, которая, как я понимаю, остается тайной только для меня?

Несчастная женщина претерпевала настоящую пытку. Ее некрасивое лицо исказилось, она кусала губы.

— Говорят… говорят, вы — не абы кто…

Фенрир вздрогнул. Эти самые слова он слышал от Алекса в погребе, где тот ждал расстрела, несколько месяцев назад. «Ты не абы кто». Он тогда не дал ему договорить. Кричал «Молчи!», угрожал. На этот раз он сумел сдержаться. Но ни одного вопроса больше не задал. Наступило молчание. Оттилия старалась справиться с сильными чувствами, на которые он до сих пор не считал ее способной.

— Благодарю вас, Оттилия, — сказал он наконец. — Принесите мне еще графин вина и уберите со стола. Потом можете быть свободны. Больше мне ничего не нужно.

— Сударь… — пробормотала она.

Изобразила неуклюжее подобие реверанса и вышла.

 

Прошло несколько месяцев. Где-то милях в трех от замка находилось одно из тех заколдованных мест, о которых рассказывают детям сказки, но сами в них не верят. Это была живописная нависающая скала, обросшая пышным мхом, между дорогой и лесом. Она образовывала нечто вроде естественного свода, укрытие, в котором можно было свободно стоять во весь рост.

Быстрый переход