Она показалась ему моложе, чем была в его воспоминаниях. Как и раньше, светлые пряди выбивались из-под косынки. Пожалуй, она немного пополнела, но это было ей к лицу.
— Это я, мама. Я вернулся.
— Алекс… — сказала она. — Сынок…
Она не кинулась к нему с объятиями. Тихо шагнула навстречу и припала к нему движением, которое было одной только бережной нежностью, словно она боялась разбить образ вернувшегося сына, спугнуть его слишком бурным проявлением чувств.
Он обнял ее и попросил прощения. Она помотала головой:
— Мне нечего прощать…
Все страхи последних дней, все его сомнения как ветром сдуло. Они долго стояли так и плакали, потом она отстранилась, взяла его лицо в ладони, всмотрелась.
— Ты очень красивый. Есть хочешь?
Он поел хлеба с сыром, выпил стакан вина, от которого у него немного закружилась голова.
— Отец в мастерской, — сказала она. — Пойдешь к нему туда или подождешь здесь?
— Пойду.
Заглянув в окно, он увидел, что отец в мастерской не один. Подождал за дверью, пока клиент не удалился с починенной ставней под мышкой. И только тогда вошел.
Никаких восклицаний. Только крепкое объятие, и слезы, и самые простые слова:
— Сынок…
— Папа…
— Вернулся…
— Прости…
— Не за что прощать…
— Есть за что, я вам не писал…
— Главное, вернулся, теперь все хорошо…
Бьорн оставил недоделанную работу, закрыл мастерскую, и они пошли вдвоем домой, к Сельме. Шагая по улице рядом с отцом, Алекс вспомнил давно минувший день, когда они шли вот так вдвоем и искали колдунью Брит, чтобы уговорить ее отправиться выручать Бриско…
— А как Хальфред, жив? — спросил он.
— Конечно. Можем навестить его, если хочешь. Только как войдешь, сразу надо разуться, помнишь?
— Помню.
— Лия приезжала, мать, наверно, тебе говорила, — как ни в чем не бывало продолжал Бьорн.
Алекс остолбенел: услышать это имя из уст отца здесь, на Малой Земле! Как будто два чуждых друг другу мира вдруг соединились.
— Ты знаешь Лию? Она была здесь?
— Ну да. Вскоре после войны. Тебя искала.
— Она… она не говорила, где… где она была… где она живет… там, на Континенте?
Он заикался от волнения.
— Она оставила нам адрес, но это было шесть лет назад, Алекс… шесть лет… Мы ей писали года через два — написали, что тебя пока нет. То ли письмо не дошло, то ли она переехала. Во всяком случае, ответа мы не получили.
Алекс пошатнулся и вынужден был опереться о стену. Голова у него шла кругом.
— Что-то не так? — спросил Бьорн.
— Все так, — пробормотал Алекс. — Я… она… она долго здесь пробыла?
— Нет, всего несколько дней. Она…
Чуть поколебавшись, он неловко закончил:
— …она нам очень понравилась.
Алексу потребовалось время, чтобы заново включиться в жизнь. Он привык к молчанию, одиночеству, полуголодному бродячему существованию, что не слишком вязалось с повседневным укладом Малой Земли. Больше всего его пугали встречи со старыми знакомыми и расспросы, на которые невозможно ответить. Ну как, старик, где побывал, что поделывал? Что я поделывал?
Я искал одну девушку в стране, которая в четыре тысячи раз больше всего нашего острова… я шел, шел… отбивался от волков… шел… говорил на языке, из которого ты не знаешь ни слова… украл лошадь… шел… хоронил сумасшедшего старика в ночь полнолуния… шел… миллион раз спрашивал: «Souss maa, pedyité?. |