Алекс шел медленно, держась за руку отца.
— Не волнуйся, — успокаивал тот. — Здесь, конечно, все так торжественно, но тебя не станут долго задерживать. Всего несколько вопросов, и пойдешь домой.
— Мы тут были в прошлом году с классом, — отозвался мальчик, — нас водили.
— А, ну да, но в этот раз ты будешь сидеть за столом Совета! Это еще интересней!
Старания Бьорна не выказывать горя и тревоги тронули Алекса, и тот выдавил из себя бледную улыбку в знак признательности. С позавчерашнего дня, дня похищения Бриско, его ни на минуту не оставляли одного. Госпожа Хольм из Королевской библиотеки с рук на руки передала его матери, из ее объятий он переходил в объятия отца, дяди. Не находя слов утешения, которых и быть не могло, они прижимали его к себе, обнимали, гладили. Но его утешители сами не меньше нуждались в утешении. Бьорн, с первой же минуты присоединившийся к Кетилю в розысках, не спал уже двое суток. Дважды он заходил домой среди ночи, в изнеможении валился на кровать, но уже через час снова уходил, так толком и не отдохнув. Сейчас он двигался как автомат, стиснув зубы, с бледным, как у смертельно больного, лицом.
Сельма сначала была как безумная — долго плакала и причитала, а потом впала в пугающую прострацию, и только забота об оставшемся сыне заставляла ее держаться на ногах.
Очень скоро удалось обнаружить дверь в склоне холма, через которую утащили Бриско. Это был вход в старую штольню, через которую во время строительства галерей завозили материалы. На снегу остался след от саней, запряженных одной лошадью, но на ближайшем проселке он затерялся среди других, и дальше проследить его не удалось. Добровольцы группами по трое прочесывали местность во всех направлениях. Они проводили день и ночь в седле, расспрашивали сотни людей. Все напрасно. Бриско и его похитители как в воду канули.
Зал Совета был на втором этаже. Его потолок напоминал опрокинутое днище корабля. Из середины свисала огромная люстра с горящими свечами. Они озаряли теплым светом большой овальный стол, за которым сидело человек двадцать мужчин и женщин. Когда Алекс с отцом вошли, беспорядочный гул разговоров смолк, и все головы повернулись к ним. Их явно ждали с нетерпением. Они уселись рядом, заняв два оставшихся свободных места.
Алекс едва дотягивался подбородком до поверхности стола, и кто-то принес толстую книгу и подложил, чтоб ему было повыше сидеть. Во главе стола на небольшом возвышении еще стояло пустое кресло покойного короля.
Алекс окинул взглядом собравшихся. Строгая сосредоточенность на их лицах произвела на него не больше впечатления, чем торжественность обстановки. С исчезновением Бриско внешний мир стал для него чем-то до странности далеким. Он больше не плакал. Он словно отрешился от всего окружающего, и ничто не могло отвлечь его от горя утраты. Казалось, он спокойно ждет, чтобы кончился кошмар. Вот он проснется, и опять начнется нормальная жизнь, настоящая жизнь, в которой Бриско будет рядом. Он скажет: «Мне такой кошмар снился, Бриско, будто тебя похитили, и ты никак не возвращался, и я был совсем один. Ой, вот страшно-то было!» И Бриско рассмеется своим заливистым смехом, и они пойдут кататься на коньках. Как раньше. Вот только пробуждения не было. Люди, двигавшиеся вокруг него, были тенями, бесполезными марионетками, поскольку не возвращали ему Бриско. Он смотрел на них равнодушно и только дивился, что страшный сон может продолжаться так долго.
Тем не менее он был рад, что первый голос, прозвучавший здесь, был голосом его дяди Кетиля. Тот сидел слева от пустого кресла короля. (По законам Малой Земли, пока на престол не вступил новый король, функции власти осуществляет Совет.) Кетиль был избран в него первым и в силу этого стал председателем.
Алексу показалось, что он изменился. Это был не тот славный добряк Кетиль, к которому он привык ластиться дома, который поднимал его, перевешивал через плечо, спускал вниз головой по спине и продергивал под расставленными ногами, заставляя сделать полный оборот, не касаясь пола. |