Когда маркиз, сказав все, за чем он пришел, собрался уходить, маркиза заметила:

— Я знаю, этот прием довольно важен для вас, Ирвин, но я полагаю, Джордж Уимонд может доставить вам немало хлопот, если он сочтет, что его честь в опасности.

Маркиз удивленно посмотрел на мать. Она никогда не вмешивалась в его любовные похождения и даже не обсуждала их.

— Я не имею ни малейшего понятия, мама, о чем это вы, — ответил он.

— Я только предостерегла вас. Мне нравится Люси. Я давно знаю ее, и мне бросилось в глаза на прошлой неделе, когда вы танцевали, что она выглядела еще очаровательнее, чем всегда. Я никогда не видела ее столь взволнованной.

Ей показалось, что при этих словах глаза ее сына слегка блеснули, но она не была уверена.

В тот же миг, словно почувствовав, что мать вторглась в отношения, которые ее не касались, маркиз произнес:

— Я надеюсь, и Джордж, и Люси получат удовольствие от пребывания в нашем доме. Они не раз проявляли гостеприимство по отношению ко мне, и этим приемом я лишь возвращаю свой долг.

Он явно не желал продолжать разговор, и маркиза решила, что будет разумнее не настаивать.

Когда сын вышел, она, тихо вздохнув, откинулась на подушки.

Она любила своего сына, И понимала: ему следовало жениться, пусть для нее и стала бы ударом необходимость покинуть Чейл.

Но одно дело женитьба, другое — Люси Уимонд. Маркиза не имела никакого желания видеть, как сердце ее сына будет разбито, как это уже случалось со множеством мужчин, которые теряли голову от страсти к Люси. Ведь та не любила никого, кроме себя.

«Мне не хотелось бы, чтобы он страдал», — думала маркиза. Она знала, что если бы исполнила свой долг по отношению к сыну много раньше, она сумела бы представить ему девушек из самых благородных семейств. И тогда ее сын мог бы сделать правильный выбор и жениться на одной из них, чтобы та стала хозяйкой в Чейле.

Но при мысли о том, что она была бы сейчас бабушкой, маркизу бросило в дрожь.

Вот тогда она безвозвратно состарилась бы. И ни косметика, ни дорогие платья или драгоценные камни не скрыли бы ее возраст от людей, подобных Гарри, который всегда притворялся, что верит, будто маркиза моложе, чем она была на самом деле.

— Бабушка!

Маркиза испуганно вскрикнула и схватила ручное зеркало, лежавшее на простыне около нее, чтобы взглянуть на свое отражение.

Его сейчас занимал только норовистый жеребец, которого Ирвин приобрел совсем недавно, и сейчас он пытался его усмирить.

Маркиз приехал вчера в Чейл, хотя раньше принял по меньшей мере полдюжины важных приглашений в Лондоне, просто потому, что ему хотелось испробовать этого замечательного коня.

Сейчас это казалось ему даже более привлекательным, чем случай повидаться с Люси.

Стоило маркизу сказать своему секретарю в Лондоне: «Я еду в Чейл», как шестерни налаженного механизма завертелись, и все было улажено с тем совершенством, которое вырабатывается годами.

Теперь, когда ветер дул ему в лицо, а колени сжимали бока лошади, он чувствовал себя счастливым и радостно возбужденным, чего с ними давно уже не бывало.

Жеребец испробовал все известные ему уловки, чтобы доказать свое нежелание повиноваться, а то и вовсе сбросить всадника. Но уже на полпути он почувствовал, что на сей раз встретил настоящего хозяина.

По мере того, как лошадь постепенно признавала его права, маркизом овладевало сладостное ощущение победы, сродни тому, что он порой испытывал, когда женщина впервые уступала ему.

Конь еще не оставил надежду избавиться от седока, но уже начинал понимать, что сделать это труднее, чем он ожидал.

Маркиз радовался, что уехал из Лондона.

Этот день принадлежал ему. Кроме жеребца, в его конюшне была еще одна лошадь, о которой главный конюх говорил, что она совершенно неуправляема.