Максим увидел, как растерялся Карплюк, как застыл с раскрытым ртом — вероятно, не ожидал такого удара. Значит, точно провоцировал, и Рутковский едва не попался на крючок.

— Что же, пан Максим, — наконец пришел в себя Карплюк, — мы живем в свободном мире, и каждый поступает так, как подсказывает ему совесть.

— Именно это я и хотел сказать, — ответил Рутковский.

— Забудем о нашем разговоре.

— С большим удовольствием.

Обеденный перерыв закончился, и в комнату вошел Сопеляк с диктором Иваном Мартинцем. Карплюк вытащил левый ящик, переложил там бумаги, задвинул и занялся папками, лежавшими на столе. Сопеляк приветливо помахал рукой Максиму, а Рутковский, дождавшись, когда Мартинец вышел из комнаты, выскочил за ним в коридор. Знал, что Кочмар поехал в город, поэтому не отчитает его за пятиминутное отсутствие.

— Как себя чувствуешь, Иван? — остановил Мартинца. Ему было известно, что Иван не умеет хранить тайны, обязательно расскажет все, что услышит, первому встречному — на это он и рассчитывал.

— Что мне сделается? — ответил Мартинец. — Ни холодно ни жарко... — махнул рукой, как будто пожаловался, и улыбнулся добродушно. Максиму нравился Мартинец. Иван вообще был белой вороной на РС, хотя путь его не отличался от проторенных путей других антисоветчиков: выехал с туристической группой в ФРГ, остался, попросил политического убежища, мыкался в грязных казармах Цирндорфа, пока один из корреспондентов радио «Свобода» не заметил его и не доложил высшему начальству. И вот — второй год он диктором на РС. Стоит, перекачиваясь с носков на пятки, в замшевой куртке с молнией, ярком модном галстуке, американских джинсах, с массивным золотым перстнем на безымянном пальце правой руки — самоуверенный, немного циничный человек, которому повезло.

Что-то подсказывало Максиму: с Мартинцем можно быть более или менее откровенным, он не очень вредный и сам умышленно не подложит свинью. Максим спросил прямо:

— Слушай, Иван, кто такой Карплюк?

— Тебе виднее: рядом сидит...

— И все-таки?

— Что-то случилось?

— Понимаешь, только что он предложил мне подписать какое-то письмо против Кочмара.

— А ты?

— Отказался.

— Молодец.

— А если правда все работники...

— Пустяки, — возразил Мартинец. — Кочмара вам не свалить. Руководство станции всегда поддерживает начальников, а не подчиненных.

— Я ему так и ответил: ценю пана Романа как хорошего руководителя.

Мартинец хитро посмотрел на Рутковского.

— А у тебя губа не дура. Кстати, отчего к тебе липнет папа Хэм?

— Пригласил на ужин.

— Не может быть!

— Сказал, что они с женой будут рады!

Мартинец снисходительно похлопал Рутковского по плечу.

— Делаешь успехи, — подтвердил категорично. — Этот бородач имеет какой-то нюх, точнее, его жена. Старая скряга, не потратит ни марки, если точно не будет знать, что это окупится с лихвой. Про ужин уж нечего и говорить: быть тебе, пан Рутковский, на коне.

— Так вот почему он предупредил, что приглашает именно на скромный ужин, — захохотал Максим. — Я думал, просто так, из вежливости.

— Если еще можешь, откажись, — искренне посоветовал Мартинец.