– Разумеется, – вздохнул адвокат. – Ваша семья наш давний клиент, мой отец вел дела вашего отца. И я сделаю все, что в моих силах. Вас интересуют только жители нашего города?

– Мне все равно. Пусть эти Уайли живут где угодно, лишь бы у них оказался подходящий сын.

– А если он не захочет жениться на вашей дочери?

– Захочет. Он в любом случае будет жениться не на Грейс, а на моих деньгах. Я куплю ей мужа, главное – не ошибиться с покупкой и выбрать наименее противного.

Адвокат снял очки и прищурился, разглядывая своего клиента.

– Джонатан, весь город говорит о том, что вы собираетесь выдать свою дочь за Купера, которого вы привезли из Англии специально для этой цели. Разве это не так?

– Это не так и никогда не было так, – отрезал Уайли. – Купер вообще не собирается жениться. Ни на ком. Я этого не допущу. А Грейс нужно выдать замуж за какого-нибудь более или менее приличного Уайли.

– Приличного? – переспросил Берлингтон-младший. – Вы имеете в виду деньги? Состояние?

– Я имею в виду характер. У меня есть определенные требования.

– И все-таки я не понимаю, для чего вам это нужно. Какая разница, какую фамилию будет носить ваша замужняя дочь, если эта фамилия не опозорена преступлениями или грехами?

– Потому что я так хочу, – твердо и невозмутимо ответствовал мой прапрадед…

Я самым внимательным образом изучил обе рукописи, перечитал их неоднократно, что и позволило мне составить определенное мнение о характере Джонатана. Поэтому когда я говорил юристу, что предок мой был весьма эксцентричен, а порой и просто невыносим, эти утверждения не были голословными. Он запретил Куперу вступать в брак, угрожая прекратить финансирование его исследований. Он выдал дочь замуж за человека, носящего фамилию «Уайли», бесхарактерного глуповатого мямлю, не способного ни к какой деятельности, кроме чисто биологического функционирования, но не способного в то же время и на подлость, воровство или предательство. Проще говоря, Фрэнк Уайли не был способен вообще ни на что, чем и приглянулся моему прапрадеду. Моя прабабка Грейс его не любила и не уважала, но с благодарностью терпела, ибо Фрэнк давал ей статус замужней дамы, что позволяло иметь детей, и ничем не мешал ее жизни, наполненной любовью к науке, к детям и к Роберту Куперу.

Шла война между Севером и Югом, когда Грейс в 1862 году родила Фрэнку первенца, сына. Второй ребенок, девочка, родился уже после окончания войны, в 1866 году, и отцом его был вовсе не Фрэнк. Джонатан прекрасно знал обо всем, более того, всячески содействовал тому, чтобы его дочь и его друг могли беспрепятственно любить друг друга. Он, познавший всю силу любви к женщине и всю бездонную горечь утраты, не без оснований считал, что сердечная привязанность способствует совместной работе, а вот общая семья этой самой работе может и помешать… Не берусь судить, прав он был или нет. Чудак, самодур, несносный человек – да, таким был мой прапрадед. Про таких иногда говорят: сумасшедший миллионер. Человек, вбивший себе в голову, что его имя должно остаться в науке на долгие века.

Спустя еще два года Грейс родила третьего ребенка, моего деда Фрэнка-младшего. На этот раз отцом снова был законный супруг. А еще через год, в 1869 году, появился труд Гальтона «Наследственный гений». И вот тут-то Джонатану в голову пришла его «великая идея», последствия которой я и расхлебываю спустя полтора века.

– Вы полагаете, это возможно? – усомнился я, ткнув концом ручки в строку документа. – Меня интересует период сорокалетней давности. Я, конечно, мало что понимаю в современной российской жизни, но моего личного опыта достаточно, чтобы предположить: все данные о сотрудниках Лагутиных и их соседях по месту жительства находились на бумажных носителях и впоследствии, уже через четверть века, вряд ли переносились на электронные носители.