Изменить размер шрифта - +
В окне показался пожилой человек, повидимому механик. На сильно загорелом и обветренном лице его резко выделялись густые, коротко подстриженные седые усы. Он с изумлением смотрел на советский паровоз.

— Какая роскошная реклама! — сказал он по-венгерски, уверенный, должно быть, что его не поймут заграничные железнодорожники.

— Факт, а не реклама! — сказал Олекса по-венгерски.

— Вы знаете мадьярский! — обрадовался механик.

Олекса достал пачку «Верховины», рассыпал сигареты на ладони, ловко водрузил четыре штуки между пальцами, зажег их и все сразу роздал — венгерскому механику, его помощнику и кочегару, одну оставил себе. Паровозники, как и все паровозники в мире, когда на их долю выпадает свободная минута, расселись на рельсах.

— Скажите, почему у вас такая машина? — спросил венгерский механик.

— Какая?

— Красивая-красивая. Как на картинке. Зачем это?

— На красивой машине красиво работается.

Олекса говорил дружелюбно, с приветливой улыбкой: он уже предвидел, какое направление примет беседа.

— Рассказывайте!.. Каждый день бывают у нас ваши рабочие локомотивы. — Венгр усмехнулся, пощупал грубыми пальцами свои короткие усы. — На выставку в Будапешт едете, да?

— Нет. Доставили, как видите, поезд с рудой. Вернемся в Явор тоже с поездом.

Отвечая на вопросы венгра, Сокач осторожно косил взглядом за окно — не идет ли Золтан Сабо.

•— А завтра что вы будете делать? — спросил Механик и насмешливо прищурился, полагая, что поставил Сокача в тупик.

— Поедем, куда назначат: в Карпаты, в Чехословакию или в Венгрию, в Румынию или к польской границе.

— Значит, это самый простой, рабочий локомотив? — недоверчиво допытывался венгр.

— Самый настоящий рабочий.

— Янош Надь двадцать пять лет работает

на железной дороге, в первый раз видит такой локомотив. Янош Надь — это я. — Он приложил руку к груди. — А вы… кто вы?

— Олекса Сокач. Механик.

— Такой молодой — и механик?! — воскликнул венгр. — Я только в тридцать лет был допущен к экзаменам. Правда, это было в старой Венгрии.

— В старой Венгрии я тоже был пастухом и батраком.

— Вы мадьяр?

— Нет, я закарпатский украинец.

Венгр попросил у Сокача разрешения посмотреть его машину. Сопровождаемый своей бригадой, помощником и кочегаром, он опустился на землю. Молча, многозначительно переглядываясь друг с другом, венгры трижды обошли вокруг «Галочки». Все их изумляло: вороненая чистота котла, зеркальные брусья параллелей и дышел, алые с белым колеса, золотые подшипники, никелированные поручни лестницы. Еще больше изумились венгры, когда залезли в будку машиниста и увидели начищенную до блеска арматуру, кресла, обитые оленьей кожей, шелковые занавески на окнах, скоростемер, радиопередатчик.

— Не локомотив, а игрушка! — Янош Надь неодобрительно, даже с укоризной покачал головой. — Белоручка! На такой машине можно прогуливаться, но нельзя работать.

— Нет, товарищ Надь, и работать можно. — Олекса кивнул на венгерский паровоз: — Не хуже, чем на вашей. С какой скоростью вы ездите?

— Тридцать, сорок, пятьдесят километров в час.

— Какой вес поезда?

— Семьсот-восемьсот тонн. А как у вас? Олекса помолчал, сбивая с сигареты пепел и сдержанно улыбаясь.

— Мы набираем, — сказал он, — шестьдесят, семьдесят, а то и все восемьдесят километров.

Быстрый переход