Дин Кунц. Город
– Ты должен записать свою жизнь, – говорит он. – По мне, лучше жить сейчас, чем говорить о том, что было. – Не обо всем, – уточняет Малколм. – Только… ты знаешь, о чем. – Мне говорить о том, что ты и так знаешь? – Люди должны это услышать, – напирает он. – Какие люди? – Все, – отвечает он. – Времена сейчас грустные. – Времена мне не изменить. – Это грустный мир. Ты должен хоть немного поднять ему настроение. – Ты хочешь, чтобы я оставил за кадром все темное? – Нет, чел, – качает головой Малколм, – без темного тебе не обойтись. – Знаешь, я бы обошелся. Без проблем. – На фоне темного светлое смотрится ярче. – А когда я закончу говорить, ты знаешь, о чем… Что потом? – Ты издашь книгу. – Ты намерен прочитать эту книгу? – Обязательно. Но кое-что прочитать не смогу: слова расплывутся перед глазами. – А если эти отрывки я прочитаю тебе вслух? – Если ты сможешь разглядеть слова, – отвечает Малколм, – я буду тебя слушать. – По книге я прочитать смогу. Наговаривать эти слова на магнитную ленту – вот что меня убьет.
Улицы города не вымощены золотом, как говорили некоторым иммигрантам перед тем, как те отправлялись в путешествие через полмира, чтобы добраться сюда. Не все молодые певцы, или актеры, или писатели становились звездами вскоре после того, как покидали свои маленькие города ради ярких огней, хотя, возможно, именно так они это себе представляли. Смерть живет в метрополисе, как живет она и везде, и убийств здесь гораздо больше, чем в тихой, сонной деревеньке, больше трагедий, больше ужаса. Но большой город – место, где творятся чудеса, где есть магия света и магия тьмы, с которыми я неоднократно сталкивался в моей полной событиями жизни. Не зря же в одну из ночей я умер, и пробудился от вечного сна, и продолжил жить.
Женщина говорила, что у этого города особенно чувствительная душа, и долгое время она размышляла над тем, а какой должна быть жизнь для тех, кто здесь обитает. Город волновался, что мог не оправдать надежд многих своих жителей несмотря на все, что он им предлагал. Город знал себя лучше, чем его мог знать любой горожанин, знал все свои виды, и запахи, и особенности, и секреты, кроме одного: каково это – быть человеком и жить среди многих тысяч миль улиц. И поэтому, заявила женщина, душа города обрела человеческий облик, чтобы жить среди горожан, и стала той женщиной, которую я видел перед собой. Женщина, которая была городом, изменила мою жизнь и показала мне, что мир гораздо более загадочен, чем тот, что представляет себе человек, отталкиваясь от газет, журналов и телевидения… а теперь еще и Интернета. Мне нужно рассказать вам о ней, а также о том ужасном, волшебном и удивительном, что произошло со мной. Все это имело к ней самое непосредственное отношение, и случившееся до сих пор преследует меня. Но я забегаю вперед. Грешу этим. Любая жизнь – не одна история. Их в ней тысячи. И, пытаясь рассказать свою, я иной раз ухожу в боковую улицу, тогда как двигаться мне надлежит по главной магистрали, или, если история длиной в четырнадцать кварталов, я вдруг начинаю с четвертого, и потом приходится возвращаться, чтобы кто-нибудь хоть что-то понял. Опять же, я не набиваю этот текст на клавиатуре, а когда говорю, случается, перескакиваю с одной мысли на другую, как сейчас, наговоривая этот текст на магнитофонную ленту. Мой друг Малколм считает, что никакое это не перескакивание, просто это называется изустной историей. |
