Несколько раз нас останавливали, пытались положить носом в грязь, кричали, вопили, но все равно пропускали. То ли боялись, то ли узнавали своих. Мы обогнули скопище палаток и штабных машин и вышли на взлетную полосу, заставленную все теми же чехословацкими самолетиками. Их мы уже встречали как старых добрых знакомых. А вот и палатки наших соседей — мотострелкового батальона. Теперь палаток стало намного больше, прибавилось техники, уже в такую рань носились туда-сюда люди. Головной дозор ускорил шаги. Вот он, наш временный пункт дислокации — стоит, родимый, никуда не делся, а вот и пожарная машина, притащенная накануне. Казалось, что мы не видели все это черт знает сколько, а на самом деле уехали на БТРе Петровича только вчера. От КамАЗа веяло теплом и уютом, две трубы, торчавшие над кузовом уютно дымились. Навстречу нам выбежал ефрейтор Садыков и уставился, как на диковинных животных. Пересчитал всех, облегченно вздохнул и спросил:

— Пацаны, что с вами, пацаны?

Я удивленно оглядел свою группу: все в грязи и засохшей крови, но лица такие, как будто всем лет по сорок стукнуло вот только что. Вчера было по девятнадцать-двадцать, а теперь какие-то взрослые уставшие мужики, вроде как шахтеры из шахты после смены идут. Вроде бы и не особо-то воевали, однако видок еще тот…

Зажав под мышкой нелепую трофейную куртку, я прибыл к своему начальству. Направленец в удивлении вылупился на меня.

— О, блин, ты жив?!

— Так точно, а что, необходимо было умереть?

— Да, честно говоря, тут всю ночь решали, думали, как сегодня штурмовать будем, про тебя уже и забыли. А Петрович сказал, что вы наверняка все полегли, в том районе, откуда вы выходили, обстрелы сильные были…

— Да нет, все нормально, задачу выполнили, потерь нет, даже не выстрелили ни разу, вот принесли все, что от связника осталось…

Направленец сказал кинуть куртку под стол и попросил подождать на улице. На выходе я столкнулся с каким-то суровым мужиком, который, недобро глянув на меня, вальяжно залез внутрь кунга.

Не отходя далеко, я стал под полуоткрытым окошком и, прикурив, стал подслушивать разговоры начальства. Прибывший, видимо, облеченный большой властью начальник, стал расспрашивать моего направленца обо мне, тот вкратце, в двух словах, рассказал, кто я такой и откуда прибыл. Минут пятнадцать они о чем-то оживленно беседовали, потом высокий гость пытался до кого-то дозвониться по телефонам, дозвонился и начал выслушивать, потом жутко кого-то костерить. Среди мата, обращенного к неизвестному собеседнику, я услышал кое-что, касающееся и меня:

— Какой-то сиволапый лейтенантишка-е…лан вылез, побродил по городу и вернулся, а ты со своими рексами чего-то там ссышь! — орал начальник.

Услышанное меня покоробило, и я решил обязательно нагрубить неизвестному, если предстоит с ним побеседовать. Действительно, через две минуты из кунга вылетел направленец, помотал головой, увидел меня и пригласил зайти внутрь.

Перед «большим начальником» лежала карта, исчерканная синими значками и стрелками.

— Показывай давай, где был, что видел, откуда выходил, — буркнуло начальство, не соизволив меня известить, кто оно такое и на хрена ему все это надо.

Я, тыкая карандашом, рассказал, что где видел, откуда выходил, как вернулся. Босс потер переносицу и приказал тоном, не терпящим возражений:

— Сегодня снова выдвигаешься сюда и ведешь наблюдение за перемещениями боевиков при прохождении нашей колонны и входе ее в город, обнаруженные огневые точки наносишь на свою карту и наводишь артиллерию. Если связи не будет, пытаешься уничтожить своими силами. Вопросы есть?

— Меня, как сиволапого лейтенантишку-е…лана, интересует вопрос организации связи и взаимодействия с артиллеристами…

— Да ты прих…л, лейтенант! — завопил начальник.