Подозвали хромающего Григоровича. Снайпер достал из-за спины винтовку и попросил кого-нибудь себе в прикрытие. Вызвался идти все тот же неугомонный механик-дагестанец. Снайперская пара удалилась. Часа через два меня начало штормить, голова кружилась и слегка плыла «картинка» в глазах. Стрельба снаружи начала принимать очаговый характер, стреляли в основном из стрелкового оружия, пулеметов, изредка бухали танковые пушки.
Наверное, я ненадолго отключился, и мне дали немного поспать, потому что очнулся я сам, с более-менее ясной головой, и чувствовал себя намного лучше. Как только я отделился от стены, на которую опирался, мне в руку сунули кружку с дымящимся чаем и сухарь. Как мне потом рассказали, я наблюдал в бинокль, даже ставил кому-то задачи, а потом развернулся, сполз по стеночке и закрыл глаза. Сперва подумали, что меня снял снайпер, однако услышав здоровый храп, решили не будить. Слава богу, ничего неординарного в тот промежуток времени, пока я спал, не произошло. Паша взял руководство на себя и, недолго думая, организовал ужин-завтрак и наверняка обед.
С «охоты» вернулся Григорович со своим напарником, молча показал три пальца и плюхнулся в уголок попить чаю и пожевать чего-нибудь. Бойцам, свободным от наблюдения, даже удалось немного поспать и перекусить. Разрешив своему заместителю вздремнуть, я продолжил наблюдение. Техника на пустыре начала понемногу перемещаться, вновь образуя какое-то подобие колонны. Неужто пойдут дальше после того, как их основательно потрепали? Со стороны боевиков интенсивного огня уже не наблюдалось — так, отдельные выстрелы, иногда вспыхивающие короткие перестрелки. Может, все таки попытаться пробраться к своим? Я подобрался к связисту, меланхолично возлежавшему на пузе и слушавшему свою станцию через головные телефоны.
— Слышно что?
— Да, товарищ лейтенант, «ленточка» собирается обратно, я их переговоры слушаю.
— Сможешь на них выйти?
— Без проблем, тут же до них рукой подать, их же вон в окошко видно.
— Давай тангенту.
Я напялил наушники и нажал клавишу вызова.
— «Ленточка», я «Ходок», как слышишь меня, прием!
— Б…, ты кто такой, «Ходок», ты кто такой, не мешай, уйди с волны!
— Я свой, я свой, хочу выйти на вас, как слышишь, прием…
— Ты откуда выйдешь, кругом чичи, ты из них, что ли, ты что хочешь?
— Задолбал, придурок, чичи отходят вглубь и обратно к мосту, я свой.
— Какой ты на хрен свой, здесь нет своих.
— Еще раз повторяю, я свой, у меня одиннадцать человек, я сейчас выйду на вас со стороны дома и со стороны подбитых БТРов, у меня раненые.
— Иди на хер, «Ходок», тут везде трехсотые и двухсотые, если выйдешь, тебе конец…
Я плюнул на идиота, которому что-либо объяснять было бесполезно. Ко мне подбежал один из моих разведчиков, сидевший в наблюдении на крыше.
— Товарищ лейтенант, чеченцы прямо убегают отсюда, прямо несутся со всех ног, херня какая-то творится.
Я понесся на крышу. Действительно, внизу творилось нечто интересное: боевики занимавшие оборону в соседних домах, в спешном порядке отступали в глубь кварталов.
Надо все таки попытаться прорваться к своим, на колонну, — момент удобный. Пришлось будить Пашу и снимать наблюдение. Сгруппировались в квартире на первом этаже и выбрались наружу. Пока от нашей колонны нас закрывали невысокие деревья и наши сгоревшие бронеобъекты. Вроде никто по нам не стреляет. Движемся потихоньку, тащим раненого и снова впавшего в беспамятство Котельского. Остальные раненые спокойно передвигаются сами, слава богу, раны пустяковые, осколочные, вот только связист выглядит двусмысленно, особенно его красные от крови штаны сзади. |