– Так выведите его. Дайте мне посмотреть на него на свету.

– Нет. Ему это не нравится.

– Лжец. – Сельден произнес это очень четко. Свет лампы слепил его, но он обратился ко второй из тех фигур, которые смог различить. – Он не хочет, чтобы вы увидели, что я болен. Он не хочет, чтобы вы увидели, что я весь в болячках и что на лодыжке у меня язва от его цепи. И больше всего он не хочет, чтобы вы увидели, что я такой же человек, как и вы.

– Он разговаривает!

Казалось, мужчину это не испугало, а впечатлило.

– Еще как. Но вам не стоит прислушиваться к тому, что он говорит. Он наполовину дракон, а все знают, что дракон может заставить человека поверить чему угодно.

– Я не наполовину дракон! Я человек, как и вы, но меня изменила благосклонность дракона.

Сельден попытался вложить в свое восклицание энергию, но у него не было сил.

– Видите, как он лжет! Мы ему не отвечаем. Если вы позволите ему вовлечь вас в разговор, то станете жертвой его обмана. Несомненно, именно так дракон обольстил его мать. – Смотритель откашлялся. – Итак, вы его видели. Моему хозяину не хочется его продавать, но он говорит, что выслушает ваше предложение, раз уж вы приехали настолько издалека.

– Мою мать? Это возмутительно! Глупая история, которой не поверит даже ребенок. И вы не можете меня продать. Я вам не принадлежу!

Сельден вскинул руку, пытаясь затенить глаза, чтобы рассмотреть чужака. Это ничего ему не дало. Его слова даже не удостоились ответа. Он внезапно почувствовал себя ужасно глупо. Языковой барьер тут был ни при чем. Просто в нем не желали видеть ничего, кроме приносящего деньги уродства.

Они продолжали разговаривать, словно он ничего не сказал.

– Ну, вы ведь знаете, что я всего лишь посредник. Я покупаю его не для себя. Ваш хозяин назначил очень высокую цену. Человек, которого я представляю, богат, однако пословица говорит правду: богачи гораздо скупее бедняков. Если я потрачу его средства, а человек-дракон его разочарует, с меня он потребует не только деньги.

В его глазах они были темными силуэтами – эти двое мужчин, которых он вообще не знал и которые спорили о том, какова цена его жизни. Он шагнул к ним, волоча цепь по прелой соломе.

– Я болен! Разве вы не видите? Неужели вы полностью лишены порядочности? Вы держите меня здесь на цепи, кормите полупротухшим мясом и черствым хлебом, я не вижу дневного света… Вы меня убиваете. Вы – убийцы!

– Человеку, о котором я говорю, понадобятся доказательства – только тогда он потратит такое количество золота. Буду говорить совершенно откровенно. За те деньги, которые вы запросили, вы должны позволить мне отправить ему что-нибудь в знак ваших честных намерений. Если это создание – именно то, чем вы его называете, тогда ваш хозяин получит ту цену, которую он назначил. И наши хозяева будут нами обоими довольны.

Последовало долгое молчание.

– Я скажу об этом моему хозяину. Идемте. Выпейте с нами. Когда торгуешься, всегда ощущаешь жажду.

Мужчины уже начали поворачиваться, чтобы уйти. Лампа раскачивалась в такт их движениям. Сельден сделал еще пару шагов – и его цепь натянулась до отказа.

– У меня есть родные! – крикнул он им вслед. – У меня есть мать. У меня есть сестра и брат. Я хочу вернуться домой! Прошу вас, дайте мне вернуться домой, пока я здесь не умер!

Единственным ответом стал короткий проблеск дневного света. Они ушли.

Он закашлялся, прижимая себе ребра, пытаясь умерить боль. Отхаркнув мокроту, он сплюнул ее на грязную солому. Он не знал, есть ли в ней кровь. Свет был слишком тусклым для того, чтобы это заметить.