Ладонь положила на живот — двигается… Озадаченная, она снова легла, потрогала плечо: ватный диск прилип — постельное бельё не испачкается. Спать…
«Не спи! Не спи!! Пожалуйста, не спи! Они сожрут меня! Кто бы ты ни была — пожалуйста, умоляю тебя — не спи!!» — издалека плакал-кричал высокий женский голос.
Но глаза уже, будто намагниченно, закрыты, и отчаянно зовущий голос доносился, словно звучал где-то двумя этажами выше, и затихал, постепенно удаляясь… Тася медленно погрузилась в болезненный сон, где она лежала в чёрной колючей траве, хотя рядом, над нею, блёкло светил фонарь… И она смотрела на свет, умирая, и свет тоже умирал, сужаясь под нашествием вкрадчивых теней, похожих на чёрный дым. «Гражданская — шестьдесят, сквер…» — последнее, что она призрачно услышала, прежде чем её унесло тяжёлой сонной волной в сон же…
… Мама где-то вычитала, что нельзя вскакивать проснувшись. То есть: нельзя проснуться и сразу резко сесть или встать. Чуть не инсультом грозит. Или инфарктом. Что надо приучать себя вставать не сразу.
Тасю, едва открывшую глаза и решительно злую, снесло с кровати — под призрачное эхо, похожее на тревожно ноющую сирену скорой из сна: «Гражданская — шестьдесят…» Поумирала третью ночь — хватит. Пора разобраться с этим делом.
Встала посреди комнаты. Секунды на размышления — ухватить последовательность действий. Взгляд на настенные часы — пятый час. На улице уже светло. Июль. Расчесала взлохмаченные со сна волосы, прихватила их любимой «бархатной» резинкой в «хвост». Натянула джинсы, топ, сверху — блузку, которую потом можно расстегнуть, когда жарко станет. Взяла сумочку и быстро пошла в прихожую. Так — туалет, ванная комната, кухня, в которой висит аптечка — мало ли кто там или что с этим кем-то… Через пять-семь минут сумочка превратилась в походную аптечку, было проверено, на месте ли проездной и ключи, и Тася принялась обуваться. Кроссовки в прохладное утро — самое то.
— Дура, куда прёшь в такую рань? — сипло и недовольно сказали от двери во вторую комнату.
— Лучше дурой быть, чем алкашом, — привычно огрызнулась она.
Бывший муж, нарисовавшийся у двери, стоял ожидаемо согбенный и опухший. Тася разогнулась и кинула на него брезгливый взгляд. Восемь лет жизни, два ребёнка, двухкомнатная квартира, которую разменять невозможно — денег не хватает, поэтому приходится мириться с тесным проживанием двоих чужих друг другу людей. Вот и вся семейная биография. Ладно ещё — можно детей на всё лето отправить к их бабушке… Когда они поженились, Тасина мама отдала им свою квартиру, а сама уехала к бабушке, к своей маме, в деревню. Бабушка долго не прожила, так что мама хозяйствует дома и на огороде и радостно привечает внуков.
— Всё. Пока, — сказала Тася лишнее и открыла дверь.
Что-то ещё в спину бросил, но хлопнувшая дверь перебила его слова.
Всё равно — сам дурак.
В лифт не пошла. В последнее время не нравится, что в нём какой-то тяжёлый жёлтый свет. На нервы действует. Быстро пробежала лестницы со своего восьмого, успев, как обычно, перебрать собственную биографию с точки зрения: а может, и правда дура? Только такие и выходят замуж сразу после окончания школы. Вскружил голову студент, прибалдела девчонка от восхищения — ох, кто мной увлёкся… Не успела оглянуться, а уже клуша с детьми. Не успела оглянуться, а муж попал под сокращение, а в центре занятости — мест по специальности нет. Не успела оглянуться — новое бац: запил. И потащила Тася семью, благо что работала на хлебозаводе, и сокращения здесь уж точно не ожидалось. И — развод. Не потому что муж безработный и алкаш. Подружку завёл. |