Я не стал представляться Тьядором. Трудно расспрашивать парня такого возраста — он слишком взросл для обращения по имени, эвфемизмов и игрушек, но ещё недостаточно взросл, чтобы выступать простым оппонентом в допросе, когда, по крайней мере, ясны правила.
— А тебя как зовут?
Он поколебался, рассматривая возможность прибегнуть к какому-нибудь предпочитаемому им сленгу, но отказался от этой мысли.
— Вильем Баричи.
— Это вы её нашли?
Он кивнул, и вслед за ним кивнули его друзья.
— Расскажи.
— Мы пришли сюда, чтобы, чтоб это, и… — Вильем выжидал, но я ничего не сказал о его наркотиках. — И увидели что-то под этим матрасом и сдвинули его в сторону. Там были какие-то…
Друзья Вильема смотрели, как он колеблется, борясь с суеверием.
— Волки? — спросил я.
Они переглянулись.
— Да, мэн, там вокруг шнырял какой-то подлый зверюга и… Так что мы решили, это…
— Сколько прошло с тех пор, как вы здесь? — спросил я.
Вильем пожал плечами.
— Не знаю. Часа два?
— Кто-нибудь ещё был поблизости?
— Видели там каких-то чуваков. Сколько-то времени назад.
— Дилеров?
Он снова пожал плечами.
— И ещё какой-то фургон подъехал сюда по траве, а чуть погодя снова уехал. Мы ни с кем не говорили.
— Когда был этот фургон?
— Не знаю.
— Было ещё темно, — сказала девочка.
— Ладно. Вильем, ребята, мы раздобудем вам что-нибудь на завтрак, если хотите, найдём какое-нибудь питьё.
Я махнул рукой полицейским, которые их охраняли.
— С их родителями вы уже поговорили? — спросил я у них.
— Направляются сюда, босс, только вот её предкам, — отвечавший указал на одну из девчонок, — никак не можем дозвониться.
— Значит, продолжайте. А сейчас доставьте их в Центр.
Четверо подростков переглянулись.
— Это какая-то хрень, — неуверенно сказал другой паренёк, не Вильем.
Он знал, что по каким-то там правилам ему надо противиться приказу, но на деле ему хотелось поехать с моими подчинёнными. Чёрный чай, хлеб, волокита с протоколами, скука и лампы дневного света — всё это так не походило на стягивание громоздкого, тяжёлого от влаги матраса в тёмном дворе.
Прибыли Степен Шукман и Хамд Хамзиник, его помощник. Я посмотрел на часы. Шукман не обратил на меня внимания. Нагнувшись к телу, он задышал с присвистом. Констатировал смерть. Стал высказывать свои наблюдения, а Хамзиник принялся их записывать.
— Время? — спросил я.
— Часов двенадцать, — сказал Шукман.
Он надавил на конечность мёртвой. Та качнулась. Учитывая её окоченелость и такую неустойчивость на земле, можно было предположить, что она приобрела позу смерти, лёжа на чём-то с иными очертаниями.
— Убили её не здесь.
Я много раз слышал, что он хорош в своей работе, но не видел никаких свидетельств чего-то большего, чем простая компетентность.
— Закончили? — обратился он к женщине из вспомогательного персонала, фиксировавшего сцену преступления.
Та сделала ещё два снимка под разными углами и кивнула. Шукман с помощью Хамзиника перекатил женщину на спину. Она словно сопротивлялась ему своей скованной неподвижностью. Перевёрнутая, она выглядела нелепо, будто кто-то вздумал сыграть мёртвое насекомое, скрючив руки и ноги и покачиваясь на спине.
Она смотрела на нас снизу вверх из-под развевающейся чёлки. |