Она безучастно смотрела на него. Когда он разделся, она неохотно легла на спину и распахнула халат. Теперь она была голая, но в бюстгальтере – розовом, обвисшем, сильно открытом. «Она и вправду блондинка», – подумал Альберто и лег рядом с ней…
Под часами на площади Сан-Мартина – конечной остановке трамвая, который идет в Кальяо,– колышется море белых кепи. Перед отелем «Боливар» и «Цыганским баром» газетчики, шоферы, бездельники и полицейские смотрят, как со всех сторон к часам, на остановку, прибывают кадеты: одни – издалека, другие – из здешних заведений. Они загораживают проезд, огрызаются на шоферов, пристают к женщинам, решившимся в этот час выйти на улицу, болтаются без дела, ругаются, острят. Подходит трамвай – и тут же он весь увешан гроздьями кадетов; штатские пассажиры благоразумно жмутся в хвосте. Ребята с третьего чертыхаются, – не успеешь занести на подножку ногу, как тебя хватают за шиворот: «Сначала – кадеты, потом – псы».
– Пол-одиннадцатого, – говорит Вальяно. – Успеть бы к последнему…
– Десять часов двадцать минут, – отвечает Арроспиде. – Успеем.
Трамвай был набит; они стояли. По воскресеньям грузовики из училища приезжали за кадетами в Бельявисту.
– Смотри, – сказал Вальяно. – Два песика. Обнялись, чтоб нашивок не видели. Ловкачи…
– Прошу прощенья, – сказал Арроспиде, протискиваясь к бедным псам. Завидев его, они принялись беседовать. Трамвай миновал площадь Второго мая и плутал среди невидимых домишек.
– Здравствуйте, кадеты, – сказал Вальяно. Мальчишки не шелохнулись. Арроспиде ткнул одного в лоб.
– Мы устали, – сказал Вальяно. – Вставайте. Кадеты встали.
– Что вчера делал? – спросил Арроспиде.
– Да ничего. Вечеринка была – до утра протрепались. День рождения, что ли. Народу – битком. Да, еще на Уатику ходил. Кстати, узнал кое-что про Писателя.
– А что? – спросил Арроспиде.
– Расскажу всем сразу. История – что надо.
Но до барака он не дотерпел. Когда последний грузовик двинулся по Пальмовой к утесам Перлы, Вальяно сказал, трясясь на своем чемодане:
– Прямо для нашего взвода грузовик. Чуть не все тут.
– Да, негритяночка, – сказал Ягуар, – смотри в оба, как бы не обидели.
– А что, я расскажу! – сказал Вальяно.
– Что? – спросил Ягуар. – Тебя уже обидели?
– Да нет, – сказал Вальяно. – Про Писателя!
– Чего-чего? – спросил из угла Альберто.
– Ты тут? Тебе же хуже. Я в субботу был у Ножек, и она мне сказала, ты ей заплатил за боевое крещение.
– Слезай! – крикнул сержант Песоа.
Грузовик остановился у ворот училища; кадеты попрыгали на землю. Входя в ворота, Альберто вспомнил, что не спрятал сигареты. Он повернул было назад и тут заметил, что у проходной стоят только два солдата. Офицеров не было. Он удивился.
– Что, лейтенанты перемерли? – спросил Вальяно.
– Эх, хорошо бы!… – откликнулся Арроспиде.
Альберто вошел в казарму. Там было темно, только из умывалки сочился свет; кадеты раздевались у шкафов, и казалось, что тела их смазаны маслом.
– Фернандес! – позвал кто-то.
– Привет, – сказал Альберто. – Чего?
Перед ним стоял Холуй в пижаме, с перекошенным лицом.
– Ты не слышал?
– Нет. А что?
– Они узнали насчет билетов по химии. |