– Знаете? – сказал отец Араны. – Сын обижается на меня. Я это вижу. Я поговорю с ним, и, если он не совсем тупица, он поймет, что все делается для его же блага. Поймет, что во всем виноваты его мать и эта безумная старуха Аделина.

– Это, кажется, его тетя? – спросил Альберто.

– Да, – ответил раздраженно отец Араны. – Форменная истеричка. Воспитала его, словно девчонку. Покупала ему кукол, завивала волосы. Меня не проведешь. Я видел его старые фото. Мой сын ходил в юбочке и в буклях – вы понимаете? Воспользовались тем, что я был далеко. Не мог же я этому попустительствовать!

– Вы много путешествуете, сеньор?

– Да нет, – простодушно сказал отец Араны. – Я в жизни не покидал Лимы. И не собираюсь. Когда он ко мне вернулся, он никуда не годился. Как можно меня упрекать? Я хотел сделать из него мужчину. Что в этом постыдного?

– Я думаю, он скоро поправится, – сказал Альберто. – Я уверен.

– Может быть, я проявил излишнюю суровость, – продолжал отец Араны. – Но только из любви. Из настоящей любви. Его мать и эта дура Аделина никак не могут этого понять. Хотите, я дам вам добрый совет? Если у вас будут дети, держите их подальше от матери. Никто не умеет так портить ребят, как женщины.

– Ну вот, – сказал Альберто. – Мы пришли.

– Что там случилось? – сказал отец Араны. – Куда все бегут?

– Это сигнал, – сказал Альберто. – Зовут строиться. Мне надо идти.

– До свидания, – сказал отец Араны. – Спасибо, что побыли со мной.

Альберто побежал. Он догнал одного из кадетов. Это был Уриосте.

– Что это? Еще семи нет, – сказал Альберто.

– Холуй умер, – сказал Уриосте. – Сейчас объявят.

II

«На этот раз мой день рождения совпал с праздником. Мать сказала: „Иди скорей к крестному, а то он иногда уезжает за город". И дала один соль на дорогу. Я поехал к крестному, он жил очень далеко, за мостом, но его не оказалось дома. Открыла его жена, она никогда нас не любила. Посмотрела на меня угрюмо и говорит: „Мужа дома нет. Вряд ли вернется до вечера, так что лучше не жди". Домой, в Бельявисту, я возвращался с неохотой, уж очень я надеялся, что крестный подарит мне пять солей, как всегда. На них я думал купить Tepe коробку мелков, теперь уж как подарок, всерьез, и еще общую тетрадь в клетку, в пятьдесят листов, – у нее кончилась тетрадка по алгебре. Или пригласить ее в кино, конечно, вместе с теткой. Я даже все рассчитал: на пять солей я мог взять три билета на бельэтаж, и еще оставалось несколько реалов. Дома мать мне сказала: „Твой крестный такая же дрянь, как и его жена. Я уверена, что он был дома, скряга этакий". И я подумал: „Пожалуй, она права". А мать сказала: „Да, вот что, Tepe приходила. Она тебя зовет". – „Да? – сказал я. – Странно. Что ей надо?" Я в самом деле не знал, зачем я ей нужен, она звала меня первый раз, правда я кое о чем Догадывался, но не совсем. „Она узнала, что сегодня мой день рождения, и хочет меня поздравить", – говорил я себе. Через минуту я уже был у нее. Дверь открыла тетя. Я поздоровался, она меня узнала, повернулась и ушла в кухню. Тетя всегда относилась ко мне так, будто я не человек, а вещь какая-нибудь. Я стою у открытой двери, не решаюсь войти, а тут Появилась она и по-особенному так улыбается. „Привет, – говорит. – Входи". Я сказал только „привет" и через силу улыбнулся. „Поди сюда, – говорит.