|
Кстати, тебя, может, даже похвалят за предусмотрительность – ведь именно ты решила, что мне нужно остаться в Мирграде. Разве это не прекрасно? А еще я могу сделать так, что ты не уйдешь ни с чем, – я могу назначить тебя, к примеру, главой исследовательского института или престижной школы, в которой о тебе хорошо позаботятся. Или я могу сместить тебя. Ты же сама говорила, что у тебя в Галадеше много врагов, тетя. А у меня в руках здоровенный такой кинжал, который я могу им в любой момент передать – и они его тут же воткнут тебе в спину.
Винья смотрит на нее, хватая воздух ртом: – Ты… ты действительно… – Я буду на месте через два дня, тетушка, – говорит Шара. – Подумай над моими словами. И она проводит по иллюминатору двумя пальцами, и ее тетя исчезает.
– Скоро уже, капитан? – спрашивает она. Капитан отрывается от беседы с гардемарином: – Я мог бы вам сказать точное время прибытия, – говорит он, – если бы вы назвали мне пункт назначения. – Я же называла, капитан. – Я бы сказал, Главный дипломат, что названная вами «равноудаленная от Сайпура и Континента точка» не такая уж точная отметина на карте. Прошу прощения, если обидел. – А мне и не нужна точная точка, – вздыхает Шара. – Просто скажите мне, когда мы перевалим за вторую половину пути, хорошо? Капитан качает головой: – Ну… скажем, через полчаса. Море спокойное, ветер благоприятный – возможно, что и раньше. А почему вы хотите это знать? Шара отворачивается и идет на корму с контейнером под мышкой. Она смотрит на буруны, оставляемые кораблем, на его длинный след. Эта полоса странно гладкой воды тянется на мили – а потом извечное колыхание волн поглощает ее, и она исчезает. Шара долго смотрит на море. Ветер нежно поглаживает волосы и пальто. На очках крохотными бриллиантиками дрожат брызги соленой воды. Ветер радует то мягким теплом, то приятной свежестью. – Долгий путь нам пришлось проделать, правда, Во? – говорит она керамическому контейнеру. – Но обернешься – глядь, а ведь за один миг жизнь пролетела. Чайка ныряет к ней, что-то крича, – может, спрашивает о чем-то? Они отказывались кремировать его – потому что кремация на Континенте считается ересью. Но Шара отказалась хоронить его в семейном склепе Вотровых – нельзя, чтобы он упокоился рядом с людьми, которые превратили его жизнь в ад. И она забрала его с собой. А все, что от него осталось после визита в кремационную печь, собрали в маленький контейнер – и теперь Во свободен от боли, памяти и мучений, которым его подвергли его страна и его бог. Она не будет плакать. Она так решила. И потом – над чем тут плакать? Что случилось, то случилось. – Родовые муки, – говорит она вслух. – Вот чем были наши жизни, правда? Колеса времени проворачиваются и лязгают, и так рождается новая эпоха. По щекам бьет холодный ветер. – Но рождению предшествует боль. Мучительные схватки. К несчастью, это все случилось с нами, но… Капитан кричит, что они подошли близко к нужной точке. – …бабочке нужно покинуть куколку… И она принимается отворачивать крышку. Сердце бьется чаще. – …и позабыть, что когда-то она была гусеницей. Чайки издают новый жалобный крик. Она переворачивает контейнер, оттуда темными извивами выпадает пепел, ветер растрепывает серую тучку, и та оседает на гладкую полосу воды, которую оставляет за собой корабль. Она выбрасывает контейнер за борт. Тот практически мгновенно погружается в темные волны. |
