За столом на мгновение воцарилось молчание. Спорить с отчимом было не то что не принято — такое никому из домочадцев никогда даже в голову не приходило. Возражать домашнему божеству?! Их светилу, их гуру?

Мама подобострастно заглядывала отчиму в глаза, только что хвостом не виляла, и называла его не иначе как “Мишенька” и “милый”, что звучало, на критический Олин взгляд, совершенно мерзотно. Впрочем, и сам отчим не отставал в проявлениях любви и добросовестном изображении семейной идиллии: “Варенька, любовь моя” было его стандартным обращением к жене, особенно на публике.

Да, на людях всё было поистине идеально. Соседи не могли на них нарадоваться, а вездесущие бабуськи с лавочек у подъезда наперебой ставили их в пример своим детям и внукам.

— Ну это ж любо-дорого смотреть, что за семейство! — умилялись они. — Всегда вместе, всегда дружно… И Михаил-то Варю постоянно под ручку поддерживает, и детки такие чистенькие и ухоженные, и всё-то они успевают: и в музыкалку, и на танцы, и в кружки! Счастливую семью ни с чем не спутаешь, её сразу видно, издалека!

Знали бы они истинную цену этому семейному счастью и мнимому благополучию…

Разведясь с отцом Оли, когда малышке было всего три года, мама довольно быстро снова выскочила замуж. У Михаила тоже остался ребёнок от первого брака — сын Лёнчик. Как уверял отчим, его бывшая жена ничегошеньки не смыслила в воспитании и ей невозможно было доверить даже хомячка. Повзрослев, Оля могла только догадываться, какими методами он действовал, чтобы отобрать сына у экс-супруги…

Когда две семьи объединились и стали жить вместе, Лёнчику было пять лет. Уже тогда он играл на скрипке, занимался в детском хоре, посещал секцию шахмат, кружок рисования и бассейн. Плюс дважды в неделю к ним домой приходил репетитор по английскому и французскому языкам.

Сводный брат походил на маленького важного профессора — полненький, суровый, серьёзный. Оля поначалу робела даже просто с ним заговаривать: он казался ей таким умным и неприступным… Да особо и некогда было болтать — день Лёнчика был расписан практически поминутно. Сам мальчишка демонстрировал обидное равнодушие к сестре — ну вертится там какая-то мелочь под ногами, только мешает… а ему некогда тратить на неё драгоценное время, у него и так дел по горло.

— С самых ранних лет ребёнку нужно постоянно организовывать досуг! — при каждом удобном случае разглагольствовал отчим. — Он не должен зевать от скуки, не должен тупо пялиться в компьютер или телевизор и уж тем более — бесцельно шляться по дворам и подворотням, не в силах придумать, чем заняться!

Постепенно отчим заразил этими идеями мать, попутно убедив её в том, что воспитание маленькой Оли требует серьёзной корректировки. Слепо доверяя любимому человеку, мама поверила и его лозунгам, позволив мужу самому решать, что лучше для Оли.

Поначалу он забрал документы девочки из детского сада, заверив жену, что ничему хорошему там всё равно не научат. Вскоре Оля уже была записана в кружок рисования, ходила в бассейн вместе с Лёнчиком, осваивая плавание (в том числе и подводное), лепила из глины и пластилина, бегло читала и писала, учила английский с педагогом, а также посещала музыкальный театр и занималась ритмопластикой. И всё это — в неполные четыре года.

Соседские кумушки восхищённо ахали и всплёскивали руками:

— Какие всесторонне одарённые и развитые дети!

— Это нормальные дети, — подчёркивал отчим, обаятельно улыбаясь — он это умел. — Подобный образ жизни доступен каждому ребёнку без исключения, было бы желание.

— Да куда там… — махали руками соседки. — Нашему вон лишь бы на самокате целый день гонять или на компьютере играть в свои стрелялки.