- Да ты бы поговорил с ним сам. У меня ведь куриные мозги, надулась жена.
Не обратив внимания на ее слова, Армен в задумчивости вышел из-за стола и снова заперся у себя. Теперь он по-настоящему наведет справки об этом типе. Продавать Аджиева можно было только тому, кто способен обеспечить защиту осведомителю. Так и никак иначе. Слишком хорошо знал он методы и характер бывшего хозяина.
Когда секретарь докладывает утром, кто ему звонил, и Генрих Карлович среди других фамилий слышит фамилию Калаяна, надежды, опасения, радость - все эти чувства мгновенно покидают его и на их месте образуется огромная пустота.
Теперь, даже если он в чем-то и сомневался, затеяв двусмысленный флирт с его женой, Калаян своим звонком подталкивает его к неизбежному выбору.
В конце концов, Аджиев уволил его, а Роза Гургеновна провела свою партию. Калаян свободен и волен поступать так, как ему хочется. По обстоятельствам. Он, Шиманко, предлагает ему работу. В этом нет ничего предосудительного.
Шиманко именно так убеждает себя, потому что в глубине души боится Аджиева. Но признаться в этом себе никак не желает. Он совершенно не уверен, что Левочкину удастся сломить отрицательное отношение Китайца к сотрудничеству с ними. Да он бы и сам на его месте не торопился сдавать позиции новоявленным партнерам. Дела Аджиева идут блестяще, его можно было бы взять шантажом, но у них нет на него никаких компрометирующих материалов.
Он просит соединить его с господином Калаяном и, пока секретарь Яков Захаров разыскивает того сначала по дачному, а потом по московскому номеру, размышляет над тем, во сколько же им обойдется сотрудничество с бывшим начальником секретной службы Аджиева.
Мирон все-таки получил доступ к боссу. Тот наконец-то сам вызвал его, но, вопреки ожиданиям Витебского, о делах в "Золотом руне" не спросил ни слова. Из чего Мирон Львович заключил, что Шиманко окончательно потерял интерес к их общему детищу. Он неожиданно принялся расспрашивать Витебского о том, какие тот видит каналы для получения конфиденциальной информации, ну, допустим, на предполагаемого партнера. При этом он не указывал ни фамилии, ни общественного веса этого самого партнера.
Шиманко разглагольствовал, сидя в кабинете своего нового офиса, а Мирон, с тоской оглядывая обстановку, думал о том, что босс и здесь неплохо устроился, а ему, конечно, предназначалось выполнять всю черновую работу, да еще без определенного адреса.
- Так не пойдет, - хмуро перебил он Генриха Карловича. - Я не могу заниматься делами типа "пойди туда, не знаю куда"... Выражайтесь, пожалуйста, яснее...
- Яснее некуда, - насмешливо сказал Шиманко, - мне нужен человек или человеки - все равно, которые могли бы предоставить мне записи переговоров, например моих с господином Левочкиным. Занимается же этим кто-то в Москве? Кто? Соображаешь, Мирон? .
Витебский остолбенело смотрел на него, все-таки ничего не соображая.
- То есть вы хотите сказать, что вас кто-то засек, и вы хотите... - неуверенно начал он.
- Да, именно так, - подтвердил Шиманко. - И сведения эти мне нужны срочно. Потряси свою публику, Мирон.
Мирон едва не огрызнулся, что публика эта такая же его, как и самого Генриха Карловича, но прикусил язык, думая со злорадством, что вот и понадобилось Шиманко "Золотое руно".
Уже прощаясь с ним, босс опять спросил про Стреляного, чем окончательно испортил настроение Мирону.
Вернувшись к себе. Витебский позвал Костика и Павлычко, и уже втроем они принялись обсуждать задание босса. Сошлись на том, что кто-то даже из "Золотого руна" вынес для Крота сведения о переговорах Раздольского с Купцовым, а потом с Мироном и Костиком, - значит, где-то совсем рядом вертелся этот человек.
Ходили слухи и о том, что имел и погибший Лесной компромат на тех, у кого вымогал немалые деньги, пока не нарвался на Китайца.
Мирон потребовал список всех тех служащих, кого "вычистили" из "Руна" после истории с Кротовым. |