В восемь часов утра в «Батлер армс» вернулась миссис Томпсон. На ногах была одна Линда, она пылесосила вестибюль.
— Пришел он? — спросила миссис Томпсон.
— Да, — ответила Линда.
Тогда Тельма Томпсон уселась на веранде и вытащила свое вязание. Вид у нее был усталый, лицо превратилось в маленький замкнутый четырехугольник под париком. Сегодня она была молчалива. Постояльцы пансионата пошли завтракать и снова вернулись обратно, а она по-прежнему молчала. Все сидели друг рядом с другом в своих креслах-качалках, глядя на улицу и расположенный напротив «Приют дружбы».
Мистер Томпсон явился, когда было уже одиннадцать часов. Он был в своем черном костюме и при слуховом аппарате. Безо всяких колебаний прохромал он к жене и сказал:
— Тельма! Большой сюрприз видеть тебя в Сент-Питерсберге. Надеюсь, ты в добром здравии?!
Голос его очень изменился, такого голоса они у Томпсона прежде никогда не слышали.
— В добром здравии! — необычайно энергично произнесла Тельма Томпсон. — Мое здоровье — всего лишь то, что не интересовало тебя последние восемнадцать лет…
— Что ты сказала? — спросил Томпсон. — Я не расслышал.
— Восемнадцать лет тебе не было дела, как я себя чувствую!
Он покачал головой и повернул свое большое, поросшее волосами ухо к ней, и тогда она закричала:
— Ты сбежал от меня!
Она забыла про все на свете и, одержимая лишь своим гневом, воскликнула:
— Ты пустился в путь, оставив меня одну с собаками и садом, и ни много ни мало — в день юбилея, с тридцатью приглашенными гостями!
— Что говорит моя жена? — огорченно спросил Томпсон. — Какая-то неприятность?..
Миссис Рубинстайн заметила, что гостиная в распоряжении супругов Томпсон, если им необходимо обсудить личные вопросы.
— Обсудить! — разразилась, дрожа, Тельма Томпсон. — Ведь с ним обсуждать что-либо невозможно!
— Кажется, я смогу вам помочь, — предложила миссис Моррис. — Давайте запишем, что вы и что он собираетесь сказать друг другу. Это очень хороший способ. Что мне записать?
Миссис Томпсон рассерженно взглянула на блокнот, лежавший на коленях миссис Моррис.
— Идиотство! — изрекла она. — Пишите: «Ты оставил меня, не сказав ни слова. Почему?»
Томпсон надел очки и прочитал, а затем сказал:
— Я просто устал. Я оставил письмо, где было сказано: «Я устал».
— А дальше? — спросила миссис Моррис.
— Так не годится, — решила миссис Томпсон. — Никакой настоящей беседы не получится.
Миссис Хиггинс, наклонившись вперед, спросила:
— Вы его любили? Тогда, восемнадцать лет тому назад?
— Нет. Не любила!
— Тогда… Любите ли вы его теперь? Тельма Томпсон рассмеялась.
— Оставьте!.. — сказала она.
— Но чего же вы хотите?
А то, чего она хотела, то, чего желала, — это наконец высказаться и расквитаться с ним, она желала увидеть, что осталось от него после всех этих восемнадцати лет. Она желала узнать, стыдится ли он, раскаивается ли он… И какова ее вина, почему он бросил на нее весь их дом… и нашел ли в жизни нечто важное, чего она не понимала… Как могла миссис Моррис спрашивать, чего она хочет! Как могла она знать?.. Найти его было трудно, почти невозможно, да и дорого к тому же, но постепенно она не смогла уже больше думать ни о чем другом, кроме как найти его и поговорить. |