— Да ладно, и так хорошо. — Джем залихватски прыгнул на зеленый кожаный диван и взял пульт от игровой приставки. — «Медведи»!

Они сыграли в «НХЛ-96» на «Тринитроне» Джема: сначала в простые игры, с ревущими в стереоколонках трибунами, потом наплевали на шайбу и стали гонять игроков по льду, нарываясь на неприятности, щедро раздавая пинки, пока не слетали шлемы, картинка не увеличивалась и игроки не сбрасывали перчатки. И тогда комментатор вопил во все свое компьютерное горло: «ДРАКА!»

И вдруг Джем повернулся к Дугу. Посмотрел на приятеля затуманенными от игрового азарта глазами.

— Как в старые-добрые, дружище! И почему мы так каждый день не режемся, черт возьми!

В конце концов Дугу пришлось обойти высокие колонки, чтобы отлить. Старый кафель на стенах, выложенный в шахматном порядке, рваная занавеска на душевой кабинке, трубы в монтажной пене врезаются в потолок, в его собственную ванную этажом выше — все это казалось нереальным, мерцающим, нечетким. В эту минуту компьютерный каток с его идеально гладким льдом представлялся Дугу куда более реальным, чем дом Джемовой матери.

Он вышел в узкий коридор с неровными стенами и резкими углами — изуродованный рубцами мир. Давно высохшую чашу для святой воды венчала нечеткая фотография кардинала Кушинга.

Внизу загремело стекло входной двери, и Дуг замер. Кофеин мгновенно испарился, игровой азарт улетучился, и он вернулся в реальный мир.

— Криста пришла, — сообщил Дуг Джему.

— Круто, чувак. Она нас не подслушает.

— Давай я уже заберу мою долю. Уладим этот вопрос.

Джем прохладно улыбнулся.

— Линять собрался.

— Нет. Просто уладить это дельце и спуститься вниз.

Джем неуверенно встал, подошел к дверному проему между гостиной и неиспользуемой кухней второго этажа. Дернул косяк, тот отошел целиком. За ним оказался ряд фанерных полок, прибитых между стенами, вроде ячеек для писем. Джем вытащил пачку с деньгами для Дуга. На полках остались газетные свертки поменьше. Многие были надорваны. Из них торчали купюры.

— Ты здесь прячешь?

— А чего бы и нет?

Дуг кивнул на комнату Джема, полную всяких игрушек.

— Вот придут к тебе с ордером на обыск, увидят всю эту красоту и сравнят с тем, сколько налогов ты платишь. Да плюс ты электричество тыришь, кабельное телевидение смотришь даром. Неужели думаешь, после этого они у тебя стены не проверят?

Джем пожал плечами и пристроил косяк обратно в дверной проем, прибив его покрепче кулаком.

— Вечно ты паникуешь до усрачки. Ну а ты где свои хранишь? Не тратишь ведь ни хрена, я ж знаю.

— Ну уж не наверху у себя, — Дуг взвесил на руке пачку. — Кстати о птичках, как ты решил вопрос с отмывкой?

— Да понемногу отмыть не проблема.

Дуг кивнул, чувствуя, что настроение поиграть еще осталось.

— Можно вечером пойти потусоваться.

— Давай. Только если мы поедим где-нибудь. Чтобы как следует время провести, Дугги. А не так, что смотались, одна нога здесь, другая там, как будто к банкомату.

Дуг кивнул, соглашаясь.

— Отнесу к себе. А ты пока позвони двум нашим челам.

Дуг спустился вниз, неся в руках замшевую куртку «Тимберленд», под стеганой подкладкой которой лежало восемь тысяч долларов двадцатками и полтинниками.

Дом Джемовой матери был типичным для Чарлзтауна трехэтажным строением с однотипными квартирами, расположенными одна под другой. Диабет отнимал у Джема мать по кусочкам: сначала забрал пальцы ног и ступни, потом пальцы рук, колени, почки и наконец сердце. Потом болезнь распространилась и на ее дом, съедая комнату за комнатой.