Принц помедлил, подозрительно оглядел «водомерок», собравшихся за его спиной в колонну по трое, и положил руку на створку двери. Нажал сначала легонько, потом сильнее, еще сильнее… Створки ворот не шелохнулись. Принц стукнул по ним кулаком, ногой, рукоятью меча…

Он стучал в них, пока не устала рука и вся безнадежность этого занятия не стала ему очевидна. Принц сел на траву и задумался.

Поход этот с самого начала представлялся ему довольно сумасбродной затеей, однако принц не предполагал, что дело может обернуться таким образом. Если, обойдя остальные башни замка, он не обнаружит открывающихся ворот — а так, скорее всего, и будет, — ему придется возвращаться восвояси несолоно хлебавши. И разумеется, в королевстве найдутся злопыхатели, которые не поверят (или сделают вид, что не поверили) ни единому его слову. Что ж, придется заткнуть десяток самых крикливых глоток, хотя самая голосистая, принадлежащая королеве-мачехе, долго еще будет извергать на него хулу, и ничего с этим не поделаешь. Но зато он вернется домой живым. А Венсана… Пусть уж она сама решает, выполнил ли он клятву. В конце концов, на все есть воля Божья, и раз он не смог попасть в замок, значит, не ему предназначил Господь свершить это деяние. А Венсана… Ну что же, она мила, умна, и женитьба на ней сразу положила бы конец его денежным затруднениям, но ведь на ней свет клином не сошелся…

Принц рассеянно наблюдал за терпеливо ожидающими чего-то «водомерками», в обществе которых, судя по всему, он будет вынужден провести нынешнюю ночь, и ничто не предвещало последовавшего вскоре приступа ярости. Он спокойно думал о предстоящем возвращении, как вдруг в глазах у него вспыхнул алый свет, губы искривились судорогой, а рука сама собой легла на рукоять меча… Несколько минут он молча и упорно боролся с собой, загоняя на место темного зверя, поднявшегося из глубин его подсознания. Но вот красная мгла в глазах принца начала редеть, и сквозь нее проступили очертания розовых башен, розовых «водомерок», в розовой траве появились изумрудные отливы… Лотто прислонился к холодной стене замка и закрыл лицо ладонями.

Приступ прошел на удивление быстро — наверно, потому, что никого поблизости не случилось, а то бы не избежать смертоубийства. Эта алая, гасящая сознание ярость досталась ему в наследство от отца, в порыве бешенства зарубившего свою жену — мать Лотто. Во время таких припадков у короля или его сына придворные, стараясь не попадаться им на глаза, отсиживались в самых неожиданных местах. Если приступ ярости настигал принца на поле брани — а это случалось нередко, — он был способен в одиночку обратить в бегство полсотни воинов противника, поскольку страх смерти и чувство боли покидали его.

Но почему сейчас, именно сейчас, вспыхнул перед его глазами алый свет? Обычно он чувствовал приближение приступа заранее, иногда за час, за два, и старался встретить его один и без оружия. Впрочем, и безоружный принц Лотто мог натворить немало бед.

Но сейчас… Все шло хорошо, не было никаких причин для вспышки… Или были? Тут принц с радостью ощутил, что к нему возвращаются силы, совсем было его покинувшие. В голове прояснилось, и все встало на свои места. А причины все-таки были, и очень веские: он не хотел ехать в столицу, он не хотел видеть ни Венсану, ни короля-отца, ни королеву-мачеху. Он шел сюда, чтобы умереть. Он знал, что должен умереть, он готов был умереть, он хотел умереть…

Стена лживых и лицемерных харь, прикинувшихся людьми, встала перед глазами принца. Подосланные убийцы, убийца-отец и стремящаяся не отставать от него убийца-мачеха… И кредиторы, разом решившие взыскать с него все долги.