Оторвавшись от моих губ, он воскликнул:

– Изумительно! – после чего выгнулся назад, еще раз сильно дернулся, и на том дело кончилось.

После доктор Келлогг встал и пошел в другую комнату, наверное, чтобы помыться. Вернувшись, он немного полежал рядом, крепко обняв меня и приговаривая:

– Утенок, утенок, мой славный маленький утенок! Не плачь, утеночек.

Я не плакала – даже не думала плакать, – но он даже не заметил.

Вскоре доктор снова встал и попросил разрешения проверить, не запачкала ли я кровью покрывало, ведь он забыл постелить простыню.

– Еще не хватало, чтобы миссис Келлогг заметила пятно, – беспокоился он. – Я совсем потерял голову. Обычно я куда более аккуратен. Видимо, не хватило осмотрительности, что, вообще говоря, мне несвойственно.

– Ой, – вспомнила я и схватила сумочку, радуясь, что могу поспособствовать, – у меня ведь есть полотенце!

Но крови не было. Ни капельки. Видимо, уроки верховой езды в детстве сделали свое дело, избавив меня от девственной плевы. Спасибо маме! К своему облегчению, сильной боли я тоже не почувствовала.

– А теперь, Вивиан, – инструктировал доктор, – я попрошу тебя в ближайшие два дня не принимать ванну, так как можно занести инфекцию. Душ вполне допустим, но не погружайся в воду. Если возникнут выделения или неприятные ощущения, Глэдис и Селия покажут, как спринцеваться уксусом. Но ты крепкая здоровая девушка, так что осложнений не предвидится. Сегодня ты держалась молодцом. Я тобой горжусь.

Я почти ждала, что сейчас он вручит мне леденец на палочке.

Пока мы одевались, доктор Келлогг болтал о том, какая сегодня хорошая погода. Застала ли я цветение пионов в Грамерси парке в прошлом месяце? Нет, ответила я, в прошлом месяце я даже не жила в Нью Йорке. Что ж, заметил он, я непременно должна полюбоваться пионами в следующем году: срок их цветения совсем короток, но зрелище незабываемое. (Только не подумай, что доктор Келлогг пытался провести параллель между пионами и кратким сроком моего «цветения», – не будем приписывать ему несуществующую склонность к романтике и патетике. Похоже, он просто любил пионы.)

– Позволь проводить тебя к выходу, утенок.

Мы спустились по лестнице, прошли через гостиную с салфеточками и оказались у двери черного хода. На кухне доктор прихватил со стола заготовленный конверт и вручил мне, пояснив:

– В знак моей признательности.

Я знала, что там деньги, но сочла, что не заслуживаю их.

– О нет, Гарольд, я не могу, – сказала я.

– Нет нет, непременно возьми.

– Нет нет, не могу. Никак не могу, нет.

– Но я настаиваю.

– Но я не могу…

Вынуждена признаться, я упиралась вовсе не потому, что не хотела сойти за проститутку. (Мои моральные качества не настолько высоки.) Скорее, дело в привитых с детства социальных условностях. Видишь ли, родители раз в неделю посылали некоторую сумму на мое содержание, которую тетя Пег выдавала мне по средам, и деньги доктора Келлогга были мне попросту не нужны. Кроме того, совесть подсказывала, что я их не особенно и заработала. Я плохо разбиралась в сексе, но сильно сомневалась, что доктору Келлоггу было со мной весело. Когда девушка лежит на спине, вытянув руки по швам, и почти не шевелится, разве что лезет с поцелуями при каждой попытке завести разговор, – радости от нее в постели немного, согласись. Если мне будут платить за секс, пусть уж платят за дело.

– Вивиан, я требую, чтобы ты взяла конверт, – заявил он.

– Гарольд, я отказываюсь.

– Вивиан, прошу, не устраивай сцену. – Доктор нахмурился и насильно всучил мне конверт. (В тот момент я была ближе всего к испугу и волнению за все время нашего короткого знакомства с доктором Келлоггом.