Сама Башня состояла из закрепленных вокруг деревьев нескольких барабанов одинакового размера, бока которых были сделаны из звериных шкур, тщательно сшитых вместе тончайшим кожаным шнуром. На первый взгляд казалось, что сами шкуры подобраны произвольно, но с расстояния было заметно, что они поднимаются вверх длинными извилистыми линиями, сходившимися наверху сооружения, напоминая стилизованное пламя свечи. Верхушка, однако, не была видна с того места, где стоял Мартелс; эффект в целом, наверняка, лучше всего смотрелся с воздуха.

Даже корпус Башни нелегко было разглядеть сквозь тучи Птиц, постоянно ее окружавших, однако Мартелсу и не дали возможности рассмотреть ее в деталях. Его загнали под колоссальную треногу, прямо в центр, где оказался тонкий центральный столб, из которого торчали спиралью поднимающиеся вверх колышки. Неприятные поклевывания в зад Тлама указывали, что ему следует по ним взобраться.

Колышки не были рассчитаны на человека, а так как по мере подъема становилось все темнее, внимание Мартелса на некоторое время было полностью сосредоточено на том, чтобы не упасть. Вскоре он запыхался и был вынужден присесть на следующий колышек, казавшийся достаточно толстым, чтобы выдержать его вес, опершись руками и ногами на два соседних. Тяжело дыша, он прижался к столбу и колышкам и взглянул вверх.

Над ним находилось что-то вроде бочкообразной вселенной, уходящей в бесконечность, усеянной по краям очень яркими звездочками, почему-то становящимися более яркими при удалении. Их иногда закрывали странные туманности, и все это мерцало. Пространство пересекали расположенные под разными углами полосы света, некоторые из которых исходили от более ярких звезд, другие казались более плотными, будто эту вселенную покрывала видимая размерная рамка. Пронзительные крики, щебет и хлопание крыльев оставшихся снаружи Птиц сливались тут в приглушенный шум, слышимую музыку сфер, сквозь которую иногда прорывался отдельный громкий выкрик или хлопок огромных крыльев.

Через некоторое время его глаза привыкли к полумраку и он начал различать, что находится внутри башни. Увиденное не уступало первому впечатлению, казалось, все вдруг резко поменялось местами, будто оптическая иллюзия. Звезды оказались стыками углов шкур; лучи частью действительно были солнечными лучами, прямыми и сильными, как лазерные, а иногда, радиальными ребрами барабанов. Эти ребра вместе с удлинявшимися колышками центрального столба, к которому он приник, образовывали поднимавшийся вверх ряд насестов, на которых виднелись громадные темные силуэты дремлющих хищных Птиц, лишь изредка раскрывавших клюв, или шевеливших крыльями и хвостом. Изредка на него бросали взгляд похожие на полумесяцы глаза, затем затягивались пленкой и закрывались, чтобы потом открыться вновь. В этой башне была представлена вся птичья иерархия, и Мартелс знал, кто находится наверху. Эта вселенная принадлежала им, до последней пылинки, до последнего лучика. Его почетный эскорт удалился, и не считая редких взглядов, никто, казалось не обращал на него внимания. Он взглянул вниз. Сероватый диск земли под башней казался в этой искусственной перспективе далеким концом туннеля, но уникальный опыт падения в трубу телескопа давал ему основания верить, что он может выжить и при падении отсюда, особенно если будет цепляться за колышки, как обезьяна.