— Я сделал все что мог, Рамон, — сказал он. — Но, похоже, пока ничья. Может у вас получится лучше.

Руиз—Санчес глубоко вздохнул. Несмотря на то, что, принимая свое решение, он руководствовался лишь благими намерениями, последствия, несомненно, будут тревожить его до конца жизни. Само решение уже стоило ему многих мучительных часов сосредоточенных раздумий. Но он верил, что это должно быть сделано.

— Я не согласен ни с кем из вас, — сказал он. Я убежден, что, как предложил Кливер, о Литии нужно доложить как о планете соответствующей статусу Неблагоприятной тройного уровня E. Но, по моему мнению, необходимо также добавить особую отметку — X…

— X-1 — но ведь это знак карантина, — сказал Микелис. Но ведь тогда…

— Да, Майк. Я предлагаю опечатать Литию и предохранить ее от любых контактов с человеческой расой. Не только на сейчас или на следующее столетие, а навсегда.

VIII

Его слова не вызвали шок, как он опасался — или, возможно, как подсознательно надеялся. Очевидно, все слишком устали для этого. Они ошеломленно замерли, хотя его слова были слишком невероятными, чтобы оказаться абсолютно бессмысленными. Трудно было сказать кого сильнее — Кливера или Микелиса — уязвили слова Руиза—Санчеса. Наверняка видно было лишь то, что Агронский первым пришел в себя от удара и теперь демонстративно прочищал уши, будто готовясь услышать, как Руиз—Санчес отречется от своих слов.

— Так, — начал Кливер. И снова, удивленно, по—стариковски покачивая головой: — Та—ак…

— Объясните Рамон, почему так, — сцепляя и расцепляя руки, спросил Микелис. Он старался говорить равнодушно, но Руиз—Санчес почувствовал в его голосе страдание.

— Обязательно. Но предупреждаю, что начну издалека. То что я собираюсь сказать, кажется мне предельно важным и я не хочу чтобы мои аргументы были отброшены под предлогом того, что они являются продуктом моего специфического обучения и предрассудков — что, возможно, интересно для изучения как заблуждение, но неуместно при обсуждении самой проблемы. Подтверждающий мое решение факт невозможно опровергнуть. Он просто перевернул мое представление о планете и разрушил надежды, которые я на нее возлагал. Я хочу рассказать вам о нем.

— И еще он хочет, чтобы мы поняли, — немного придя в себя, желчно сказал Кливер, — что у него аргументы религиозного содержания, которые не выдержат никакой критики, если он точно их сформулирует.

— Тихо, — сказал Микелис. — Слушай.

— Спасибо, Майк. — Хорошо, продолжим. Мне кажется, что эту планету можно назвать западней. Давайте я коротко расскажу, как я это представляю или, скорее, как я это понял.

Лития это рай. Больше всего она походит на Землю в ее до-Адамовый период истории незадолго до начала ледникового периода. Сходство заканчивается как раз на этом, потому что на Литии никогда не начнется ледниковый период, и рай не закончится, как это произошло на Земле. Здесь мы встретили совершенно смешанный лес, в котором бок о бок абсолютно дружелюбно растут совершенно разные растения. Такое миролюбие в значительной степени характерно и для здешних животных. Лев не спит здесь рядом с ягненком, потому что на Литии нет таких животных, но в качестве аналогии фраза уместна. Паразитизм встречается здесь значительно реже, чем на Земле и лишь несколько растений питаются здесь насекомыми. Почти все живущие на суше животные травоядны, а растения, что свойственно только для Литии, превосходно устроены для борьбы с животными, а не друг с другом.

Экологическая система здесь необычна и одна из ее странностей состоит в настойчивой, будто кем—то организованной рациональности.