Девушка закрыла лицо руками.

— Кроме того, Энн, — мягко, но настойчиво заговорил Уэгонер, — звезды — они для молодых, вечно молодых людей. А вечный старик стал бы нелепым зрелищем.

— Но почему… вы тогда это сделали? — спросил Пейдж. Его голос тоже звучал не слишком твердо.

— Почему? — переспросил Уэгонер. — Вы сами знаете ответ на такой вопрос, Пейдж. Вы знали его всю свою жизнь. Я заметил это по вашему лицу, как только сказал Хелмуту, что мы отправляемся к звездам. Я думаю, вы сами скажете МНЕ, почему.

Энн устремила свои заплаканные глаза на Пейджа. Ему показалось ясным, чего она ждет от него. Они довольно часто беседовали о том, что однажды он мог бы выразить и сам. Но теперь, казалось, в нем присутствовала какая–то другая, более мощная сила: нечто особое, не несущее в себе названия, но, тем не менее то, чему он был предан всю свою жизнь. В свою очередь, ее отпечаток он мог разглядеть на лице Уэгонера. И понял, что заметил это раньше Энн.

— Что–то загоняет обезьян в клетки, — медленно произнес он. — Манит кошек во всякие щели и гонит их вверх на телефонные столбы. Что–то ведет человека к победе над смертью и заставляет тянуться к звездам. Думаю, я должен назвать это Любопытством.

Уэгонер выглядел удивленным.

— Неужели вы действительно хотите так это назвать? — спросил он. Мне почему–то такое слово кажется недостаточным. Я хотел бы назвать это стремление как–то иначе. Возможно вы позже и назовете его по–другому, где–нибудь там, около Альдебарана.

Он встал и какое–то мгновение молча смотрел на Энн и Пейджа. Затем улыбнулся.

— А теперь, — мягко произнес он, — nunc dimittis… «позволь слуге твоему удалиться в мире»…

11. ЮПИТЕР–5

…социальные и экономические вознаграждения за

подобные научные открытия, как правило, не всегда

достаются ученому или интеллектуалу. И все же, возможно,

эти открытия явились его собственным моральным выбором,

выбором единственно верной для него активности: если иметь

не сами вещи, то хотя бы знание о них. Когда он любит и

имеет знания — все хорошо.

Уэстон Ла Барр

— Итак, вот и вся история, — закончил Хелмут.

Эва долгое время молча сидела в своем кресле.

— Одного я не понимаю, — наконец произнесла она. — Почему ты пришел ко мне? Я считала, что все это ты воспринимал как нечто ужасающее.

— Правда–правда, все это действительно ужасно, — подтвердил возбужденно Хелмут. — Но ужас и страх, как я обнаружил — две совершенно разные вещи. Мы оба ошибались, Эвита. Я ошибался, считая Мост тупиком. Ты ошибалась, считая, что он несет конец всему в себе самом.

— Я тебя не понимаю.

— Я сам себя не понимаю. Я боялся реальной, непосредственной работы на Мосту, но такой страх просто был иррациональным. Он приходил из снов. Я обязан был понять это сразу. В действительности, не существует никакой возможности работать на Юпитере. Но я ХОТЕЛ туда вниз. Желание смерти, оно пришло прямехонько из этой чертовой психообработки. Я, как и все мы, знал, что Мост не может стоять вечно. Но тем не менее мы верили в это — таков был результат психообработки. Ничто другое не могло оправдать те усилия, которыми поддерживалось его существование каждый день. Результат: классическая дилемма, ведущая к сумасшествию. Это воздействовало и на тебя тоже. И твоя реакция оказалась столь же неразумной, как и моя. Тебе захотелось родить здесь ребенка.

Но теперь все изменилось. Та работа, которую мы выполняли на Мосту, оказалась стоящей этих затрат. Я ошибался, называя его мостом в никуда.