Изменить размер шрифта - +
Возноситься в лифте на тридцать второй этаж — нет уж. А мысль сосчитать, падая, эти тридцать два этажа, превращает мои внутренности в желе.

Я осторожненько попятилась и ретировалась из комнаты вниз по короткому коридору в большую обеденно-гостиничную зону. Вся стена гостиной и столовой была стеклянной. Сквозь стекло я могла видеть балкон. А за балконом была пустота. И чайка, летящая задом наперед.

Из обеденной зоны вел вход в кухню. За кухонной стойкой сидел, развалясь, Хукер с кружкой кофе в руке.

Кухня была белоснежной с редкими всполохами синего кобальта. Гостиная и столовая отражали ту же бело-синюю композицию. Очень современно. И до чего же дорого выглядит.

— Почему эта чайка летит задом? — спросила я Хукера.

— Из-за ветра. Ветер дует в фасад.

И тогда я это заметила. Здание покачивалось.

Раздался громкий хлопок, я тут же повернулась к окну и увидела, как чайка отскочила от стекла и камнем свалилась в патио.

— Обожежмой! — вскрикнула я.

Хукер и глазом не моргнул.

— Постоянно такое случается. Бедные долбанные тупицы.

— Мы должны что-то сделать. С ней все будет в порядке? Может, стоит свозить ее к ветеринару.

Хукер подошел поближе и выглянул наружу.

— Наверно, все в порядке. Опа. Нет, не в порядке. — Хукер отодвинул штору. — Пища для хищников.

— Ты шутишь! Как ужасно.

— Пищевая цепочка. Совершенно естественно.

— Я не привыкла находиться так далеко от земли, — сообщила я. — На самом деле я не люблю быть так высоко.

Александра Барнаби, мастерица преуменьшения.

Хукер отхлебнул кофе.

— Вчера вечером тебе было на это наплевать. Прошлой ночью ты любила все. Ты пыталась добраться до меня и раздеть.

— Не было такого!

— Ладно, невезуха мне. Ты не пыталась. Вообще-то я вызвался добровольно, но ты уже вырубилась.

Я, осторожно ступая, вползла в кухню и налила себе кружку кофе.

— Что это ты так крадешься? — поинтересовался Хукер.

— Здесь жутко страшно. Люди не предназначены для жизни на такой высоте. Я чувствую… неуверенность.

— Если бы Господь не предназначил людям жизнь на высоте, он не выдумал бы железобетон.

— Пьяница из меня никудышный. У меня язык будто к небу присосался.

— Продолжай вещать такие грязные штучки, и я возбужусь.

— Если ты возбудишься, я уйду.

— Помогло бы, если бы на тебе не было этого платьица. — Взгляд его переместился к моей макушке. — Хотя твоей прически хватило большинству мужиков, чтобы тут же охрометь. Конечно, исключая меня. Но большинству мужиков точно.

Я расслышала звуки хлопающих крыльев и шум драки, донесшихся с патио.

— Это чайка? — спросила я.

Хукер отодвинул в сторону штору и выглянул в окно.

— Не совсем.

Раздались сердитые птичьи крики, и Хукер отпрянул и задернул занавеску.

— Драка за пищу, — пояснил он.

Кухню от столовой отделяла барная стойка. У стойки торчали четыре высоких стула. На дальнем конце стояла фотография в серебряной рамочке. На фото была изображена яхта.

— Это и есть твоя посудина? — поинтересовалась я, придвигая к себе снимок, чтобы получше разглядеть.

— Это была моя посудина. Самая отличная из когда-либо сделанных. И быстрая… для рыболовного судна.

— Прошлым вечером я разговаривала кое с кем из парней, знавших Билла, и все единодушно утверждали, что Билл решил свалить в последнюю минуту.

Быстрый переход