|
- Милый, я дома! - куда-то в сторону спальни крикнула она. - Сейчас иду, мой родной. - Голос у нее был теплый и ласковый. – Что? - тупо спросил он. - Ты откуда тут? Откуда? Ольга распахнула легкое осеннее пальто, нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги. Красные, на высоченной шпильке - Алексей сам настоял, чтобы они их купили. Уж больно понравилось, как они сидят на ее ножке. Ольга тем временем расстегнула сапоги, отшвырнула их в угол, повесила пальто на вешалку и вошла в комнату. Прошла и села напротив. Алексей вместе с креслом повернулся к ней. И впился глазами в любимую женщину, которой не должно было здесь быть. Она ведь погибла два дня назад! Хотя он и не видел тела, но такая уверенность не покидала его все эти дни. Погибла. Нет ее. Тем более запись на видеопленке более чем наглядно демонстрировала то, как она перегнулась через парапет моста и упала в воду. – Ты звала меня. Я пришел, - глупо обронил он. - Только я не пойму, как же? Ты ведь умерла? Утонула. Говорил он спокойно и сухо. Как будто ронял камни себе под ноги. И оглядывал Ольгу. Не верил ей. Не верил этой квартире, не верил мебели… Самому себе, леший задери, не верил. И тут до него дошло, что было не так, что не понравилось ему в вошедшей в комнату Ольге. Следы! На полу, там, где она прошла от двери к креслу, остались мокрые следы! Словно она только что вышла из душа и босыми ногами прошлепала к креслу, на ходу вытирая голову полотенцем. „Умертвие“, - стрельнуло в голове. – Как это я утонула? Где? Что с тобой? – Оля, не надо. Не горячись. Я не знаю, где мы сейчас и что с нами происходит. Не могу понять. Но у меня есть пленка, видеопленка, на которой заснято то, как ты ухнула с моста в реку. Она в машине… - Как это „ухнула с моста“? - подозрительно прищурилась Ольга. - С какого моста? - С Арбатского. Ты сама сбросилась в воду. – Что значит сама? Как это сама? Чекнулся?! Самоубийство - грех! Мы не вправе распоряжаться тем, что нам не принадлежит! - истово заговорила она. - Как, сама! Грех великий, Лешка! – Оля, пойми, я не видел тела. Я не уверен… – Тела не видел! А перед тобой что? Не тело??! - она в запале рванула блузку на груди. Ткань с треском разошлась, явив свету великолепную грудь, поддерживаемую чисто символическим бюстгальтером. Груди упруго качнулись. - Это что, не тело?! Алексей, как завороженный, уставился на полуобнаженную грудь жены. То, что он увидел, было абсолютно невероятным. То есть грудь была конечно красивой, но привычной. А вот отсутствие нательного крестика, с которым Ольга не расставалась даже в бане, креста, переходившего в ее семье из поколения в поколение, от матери к дочери, - не было. Обычно он свисал на цепочке с шеи Ольги и прятался в ложбинку на груди. Но сейчас ни цепочки, ни крестика не было. Живая Ольга ни за что бы не рассталась с семейной реликвией. Тем более, что была она истово верующей, что порой даже осложняло взаимопонимание между ней и Алексеем на ниве „семейного долга“. Однако, несмотря на все заветы Белого Христа, как называл его Алексей, истинно христианского смирения в ней не было ни на грош. Характер у Ольги был достаточно стервозный и склочный. Хотя Алексей и пытался сглаживать конфликты, иногда у них разгорались нешуточные ссоры. Наиболее активной стороной в которых была Ольга. Скандалила. Потом плакала, потом мирилась. Потом опять находился повод. – Оля, а где твой крест? - спросил Алексей и сжал правую руку в кулак. Кедровые плашки сошлись со стуком. Про себя он начал читать заговор. - Какой крест? - сделала большие глаза, будто не понимая о чем речь, Ольга. - Твой нательный крест, - ладонь начало жечь будто горчичником. - Ты с ним не расставалась. – Ах, этот крестик! - удачно изобразив забывчивую дуру, воскликнула Ольга. |
