Русский танк открывает огонь из всех стволов.

Одна за другой взлетают в воздух немецкие машины, огненная лава пылающего топлива льётся с берега в речку…По колонне- будто проносится ураган…Весь берег покрывается обломками и горящими остовами грузовиков…

А русский танк движется в этом месиве- подминая под себя одну машину за другой, не переставая стрелять…Вот ствол пушки пробил брезент кузова «Опель- Блитц», танк поволок, толкая боком, впереди себя машину- и выстрелил прямо над головами вопящих от ужаса немцев, выпрыгивающих из кузова…

Танк повернул налево, вдоль берега реки…Речка сделала крутой поворот- и за ним открылась другая поляна…На ней — артиллерийская часть. Немцы с тревогой, поднеся к глазам бинокли- всматриваются в небо — они слышали гром выстрелов и видели поднимающийся из-за деревьев дым…Поняли, что это налёт русских самолётов…

Но смерть пришла к ним по земле…Гремят один за другим пушечные выстрелы- и немецкая 10,5 см гаубица, подпрыгнув, падает на отброшенное взрывом, деревянное колесо с огромными спицами…Другая гаубица в этот момент скрежещет сминаемым железом под гусеницами танка.

Выстрел! Одна из гаубиц открывает прицельный огонь. Но русская экранированная броня выдержала удар, и снаряд с визгом уносится в небеса…Именно так! Не пробивала лёгкая немецкая гаубица броню русского КВ…

Маневрируя среди разрывов, похожий в своей подвижности на огромного, но ловкого дракона, танк круто, взметнув из-под широких гусениц земляную волну, разворачивается и покидает ставшую негостеприимной поляну…В конце концов, он в разведке.

Промчавшись через пылающий, чадящий, смердящий чёрным бензиновым жаром берег, усыпанный трупами, танк возвращается на дорогу. Проехав пол-версты, останавливается.

Фалангер, стянув с мокрого от пота лба танкистский шлем: «Ну бойцы, ну черти! Сидоренко, ты просто ас, водишь как бог! Иван Иваныч, стрелял отменно, ни единого промаха. Костоглодов, ни одного снаряда не перепутал. Додик, давай, дорогой! Включай свою шарманку. Теперь ты- самый важный…Вызывай авиацию!»

Восемнадцать часов тридцать пять минут. КулИково поле. О — бочь шоссе Вильно- Минск.

«Ты что делаешь, щучий сын?!»

«Окоп копаю, товарищ Маршал Советского Союза!»

«Могилу ты себе копаешь, сопля зелёная…кто ж тебя так учил? Землицу надо аккуратно в бруствер утрамбовывать, а потом дёрном покрывать…а ты рассыпал вокруг! Её же за версту теперь видать, и накроют тебя веером по ширине траншеи…»

«Товарищ Маршал, как окоп копать, я учёный. Да только ТАК приказано!»

«Кем приказано?! Где этот вредитель, рассукин сын?!»

«Здесь я, Климент Ефремович…Настоящая полоса обороны- в трёхстах метрах позади, замаскированная…А здесь мы макеты пушек поставим, в ложной полосе…Немцы не дураки- вызовут авиацию, пробомбят, а потом и…»

«Ты что же, Иван Никитич, думаешь, что они на пустые окопы купятся?»

«Почему же на пустые? А если они разведку пустят вначале? Кто-то же должен отпор дать, чтобы поверили?!»

«Ага, а наши потом отойдут…»

«Не успеют они отойти, Климент Ефремович, просто не успеют»

«Да. Понимаю.

Помню, вот так же под Ростовом раз было…Мост в Батайске…прикрывали его «марковцы» — интеллигенция, белая кость…все, почитай, снайперы, как один…

Так товарищ Думенко послал эскадрон- чтобы, значит, шашками колючую проволоку перед въездом на мост порубали, а Железная кавдивизия уж потом и рванула аллюром три креста, когда товарищи красные герои задачу выполнили- да и полегли, почитай, все, под белыми пулемётами…

Только вот товарищ Думенко- этот эскадрон на мост сам вёл, лично…

А ну, товарищ боец, дай-ка мне лопату…

Что значит, не моё дело? Для себя ведь стараюсь! Жить-то хочется.