Точнее — определить местоположение было очень сложно…

Белесый туман неслышно стелился над кочками с тонкими прутиками ольхи и осины…Справа медленно умирал ряд мелких чахлых сосенок, слева сухими пальцами мертвецов тянулись ввысь черные стволы уже умерших сосен, которые как-то умудрились здесь подрасти. А посреди лежала бездонная, вечная — чёрная, черная грязь…

Никого и ничего вокруг живого… И только желтоватые болотные огоньки неслышно бродили над мрачной трясиной…

Вот в тумане проступают два желтоватых огонька…становятся ярче, светлеют…Это фары боевого света на башне Т-26, над маской пушки… перед танком движется сгорбленная фигура древней старушки, за ней- хромает человек в танкистском комбинезоне, с загипсованными кистями обеих рук…

Люди проходят мимо нас- и мы видим, как что-то (корень? толстый стебель водного растения?) неслышно оплетает ногу мужчины…Тот спотыкается…

Бабушка Олеся (а это именно она), не поворачивая головы: «Брысь!»

И «корень» послушно отпускает ногу Сандалова (а это именно он), и с тихим чавканьем уползает к себе в грязь…

Сандалов, так и не заметивший ничего: «Бабушка, а мы точно не опоздаем? Там ведь наши товарищи смертный бой ведут!»

Олеся: «Не спеши, внучек, а то как раз успеешь! Не опоздаем. Здесь…время ПО-ДРУГОМУ идёт…»

И Сандалову на миг вдруг показалось, что сгорбленная старческая фигурка стала расплываться, и сквозь неё проступает…проступает…

Тьфу, что только не померещится на болоте…

Это же время. Бывшая La R?publique Fran?aise. Оккупационная зона. Открытый город Париж, страдающий…

Эк куда автора занесло…Какое отношение имеет Париж, страдающий от ожирения и плохо залеченного люэса — к пылающей Беларуси?

Да ровно никакого, говорю я вам… Как и трое мужчин среднего возраста, хорошо за сорок, сидящих в дешёвом «Бистро» за бутылкой дешёвого, дрянного вина…

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «Вот послушайте, господа — Принимая на себя ответственность, я имею право и буду требовать от эмигрантов во Франции исполнять мои распоряжения и помогать проводить те мероприятия, что найду нужным для блага самой же эмиграции.

Каково?

И далее: Я могу Вам заявить, что Россию будут строить не эмиграция и ее вожди, а те, кто своей кровью смывают яд и отраву большевизма, — немцы. Что будет с Россией, какие формы правления ей понадобятся, знает один человек — Фюрер.»

Грузчик Вершинин: «Это кто же такой разумный, а?»

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «А это стенограмма официального сообщения представителям русской эммиграции во Франции, сделанного Ю.С. Жеребковым»

Таксист Мышлаевский: «А он в каком полку служил?»

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «А он вообще, господа, нигде не служил-с…»

Грузчик Вершинин: «Слава Богу! А то вот позора бы однополчанам было…»

Таксист Мышлаевский: «Да это всё мышиная возня…

Краснов, из ума выживший, вот предлагает в «Добровольные помощники «немецкой армии записываться…»

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «И что, находятся желающие?»

Таксист Мышлаевский: «Да, представьте, ротмистр, находятся…А кстати, Вы-то сами…не изволите ли? К своим-то?»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау: «Господин поручик! Я попросил БЫ! Намекать на чужие… недостатки…это бесчестно!»

Поручик Мышлаевский: «К Вашим услугам, ротмистр!»

Вершинин: «А-ат-тставить! Ну-ка, сели и успокоились…Поручик, как старший по званию, я ПРИКАЗЫВАЮ…и Вы, ротмистр, хороши!»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау, с горечью в голосе: «Господин подполковник, а чего он первый начинает…ну да, немец, и что? Тотлебен немец, Клаузевиц немец, да мало ли…мне же обидно…»

Подполковник Вершинин: «Да хватит вам, ребятки…вот чего слушайте, так: Немецкая армия ведет упорные бои под Сморгонью (так!)…оборона крепости Брест-Литовска (я там в гарнизоне стоял, да!)… упорные контратаки русских, сопровождаемые артиллерийским (ага!) шквалом…да где там у краснопузых артиллеристы…эх, эх, а наш Мрачковский в Парагвай уехал…коров там доит, гаучо недоделанный…»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау: «А у красных Шапошников…он Академию Генерального Штаба когда заканчивал?»

Подполковник Вершинин: «В 1910 — том…а потом полком командовал, гренадерским…в нашей дивизии…»

Поручик Мышлаевский, мечтательно: «А ведь очутись мы сейчас…там? Ведь сразу же к стенке прислонят? А? Как Вы полагаете?»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау: «Разумеется, прислонят! Без сомнения! Только вот лучше у русской стенки, чем в парижском кабаке…»

Все с недоумением смотрят на него…

Дверь с грохотом распахивается.