Хочешь, перекрещусь?»)
Оторопелый Грицю оглянулся на своих спутников….а где ж воны?
Никого. Только ветер посвистывает над стылым болотом…только под чёрной водой промоины что-то большое бьётся, рвётся наверх…затихло.
Болото сыто рыгнуло.
И тогда Грицю бросил свой немецкий карабин и побежал, хлюпая в сапогах горячей мочой…
У ближней кочки зажёгся жёлтый глаз с чёрным вертикальным зрачком…Болоту было скучно зимой. Болоту — ещё хотелось малость поразвлечься…
Западный берег Буга. Напротив Цитадели.
déjà vu
Именно так. Немецкий фотокорреспондент устанавливает свою 35-мм «Лейку», чтобы заснять панораму изуродованной, обгорелой, страшной даже отсюда Крепости…
Корреспонденту жутко…перед отъездом, в берлинской редакции, ему поведали о судьбе несчастного военного корреспондента «Ди вермахт» Хабеданка, нон-комбатанта, между прочим… Которого злобные большевики просто заживо съели…
(Во-первых, не съели, а всего только загрызли, абсолютно гуманно и почти безболезненно.
Во-вторых, не большевики, а заставская овчарка Найда.
В-третьих, «Ты красный флаг над таможней видел? Какие тебе ещё нужны предупреждающие знаки?» (с)
О-о-о…эти проклятые bolcshewik…
Достаточно уже того, что корреспондент, доехавший за счёт редакции в комфортабельном вагоне второго класса до польского Terspol, был вынужден там же и выйти — потому что в районе вокзала до сих пор из подземных коммуникаций раздавались выстрелы… Уж что-что не применяли: и угарный газ закачивали, и продукцию «ИГ Фарбениндустен» из баллонов пускали, и заваривали крышки люков…Всё равно звучали выстрелы из каких-то ужасающих винтовок- вроде таких же, как у буров, в Трансваале… но это же варварство… Которые оставляли на немецких чистеньких телах огромные, некультурные дырки…
Имена Putinkin и Medwedew вызывали у немцев уважение и леденящий ужас…
Корреспондент выбирает ракурс сьёмки, замеряет экспозицию, устанавливает диафрагму, подбирает выдержку, смотрит в видоискатель…И даже вспышку на том берегу он успел увидеть…
Я же говорю — déjà vu
Восточный берег Буга. Цитадель. Подвалы оборонительной казармы.
Построенная в середине прошлого века, из несокрушимого красного кирпича — она стояла. Сколько могла…Но даже камни — смертны…
И теперь эти камни — свисают сталактитами…там, где прошлась безжалостная струя огнемёта…
Камни покрыты ранами- от осколков, от прямых попаданий…кажется, что камни ещё кричат…плачут…стонут в смертной тоске…
«Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20\VII-41»
«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Приняли первый бой 22VI-1941-3.15
Умрём, но не уйдём!
«26 июня. Нам было трудно, но мы не пали духом. И умираем как герои»
«Нас трое москвичей Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, мы дали клятву, не уйдём отсюда»
«Я остался один. Немцы в церкви, осталась последняя граната, но живым не дамся»
Надписи…надписи…
В сумраке подвала перемещается — именно так…Бредёт…Медленно переставляя ноги…Человек в прожжённой, пробитой, почерневшей пограничной фуражке… в его руке- винтовка со снайперским прицелом…
Человек что-то бормочет…. «Гаврилов…А вот Мохнач…и Клаша рядом…все вы здесь, мои дорогие…один я ещё задержался…»
Внезапно человек насторожился, поднял винтовку…и медленно её опустил…
Хрипло засмеялся…смех сменился надсадным кашлем…
«Ну…здравствуй, Менжинский…я рад, что ты жив…»
Володя: «Ну не то, чтобы жив…но я рад, что жив ты, гражданин начальник»
Лерман: «А-а…да ведь тебя же убили…у Тереспольских ворот?»
Володя, кивая головой: «Убили…и у Тереспольских…. |