Мышлаевский: «Да ладно тебе…ну, извини…я ведь тоже по ночам на своём такси на Плас Пигаль не институток возил…

Ладно-ладно. Ночным портье. В Пансионе благородных девиц…

Ну извини, друг…ну, ты ведь мой проклятый язык знаешь, а, Коля? Ну вот…Не дуйся, а? Ну и хорошо.

Только вот с красным генералом — теперь говна не оберёшься. Нажалуется он Антону Ивановичу, и что? Старик расстроиться…»

И два бойца 64-той стрелковой Русской Добровольческой бригады заскрипели валенками по свежему снежку дальше…

А в невдалеке от них старший сержант (да, да, именно так…сдал Фалангер записку из блокнота Ворошилова в строевой отдел, да там её и потеряли…Жалует царь, да не жалует псарь!) Адольфо приближался к леску, где под заиндевевшими берёзками в пятнисто-белом камуфляже проглядывали среди белеющих стволов танки…

Козырнув часовому, Фалангер обогнул Т-34 (фирменную, харьковскую машину) и приподнял брезент, свисающий с кормы…под брезентом обнаружилась выстланная лапником ямка, в которой дымилась с умом сделанная соляровая печка — и места не занимает, и накаляется мгновенно, и ухода особого не требует — пока горючка не кончится…

А еще под брезентом…стоял на четвереньках Иван Иваныч, со спущенными с костлявого зада ватными штанами, над которым, пыхтя, нависал Вася Костоглодов…

«Ух! Ах! Ух! Ещё, ещё сильней! Ух! Покрепче, покрепче, милый! Ух, ух, хорошо!!!»

Ошеломлённый Фалангер замер с отвисшей челюстью…

Неслышно подошедший Солдатенко, который до этого чем-то брякал и стучал (ох, не нравилась ему НЫНЕШНЯЯ продукция ХПЗ…никакого качества! «Разве ж «Нимфа» кисть даёт? Туды её в качель…») пояснил командиру: «Да, это… Сомова нашего…Вася…того…этого…

Растирает, короче! Радикюль у него…»

«Радикулит, и ничего смешного….вы с моё поживите, посидите на холодном, постреляйте зимой на артполигоне…привет, командир. Тут мне Вася способ подсказал, плотничий…скипидаром растереться. Вот и растирает. Спасибо, Вася, хватит. Генунг. Аллес. Хватит, говорю….увлёкся там!»

Вася, удовлетворённо: «Му-му.»

Солдатенко: «Иван Иваныч, давно тебя хотел спросить- у тебя что за шрам на пояснице? Тоже чего-то испытывал?»

Сомов: «Не-ет…это в меня летающая тарелка врезалась!»

Солдатенко: «Да брось! Летающих тарелок не бывает.»

Сомов: «Эх, Солдатенко, а ещё женатый человек…всё бывает! И тарелки бывают летающие…и летающие стаканы с горячим чаем…однажды я даже летающий чугунный утюг наблюдал. Еле-еле увернулся…»

Да. Все были живы и относительно здоровы…Почти все живы.

Только вот Додик… крохотуля- маленький осколочек, всего-то величиной с двухкопеечную монетку…прямо в висок.

И ведь уже подоспели на выручку наши- и загремел гусеницами, засверкал выстрелами, на миг выхватывающими из прячущейся под лапами елей тьмы фигуры убегающих фашистов — советский танковый удар… Под светлеющими на востоке небесами Додик ринулся в открытый люк «Беспощадного Красного Пролетария», с надеждой снять свою, успевшую стать за прошедший день ненаглядной, радиостанцию… да зацепился как-то своим костыликом… замешкался… и вот…

Вот секунду назад был жив, разговаривал, дрался с ненавистным врагом…

И рука ещё такая тёплая…

Похоронили Додика на Дзядовом острове… и села на свежий бугорок неземной красоты бабочка, трепеща отливающими золотом и перламутром крылышками….