|
Жадность к жизни, к активной деятельности проявлялась у него везде и во всем. Он был душою гораздо моложе своего подлинного возраста — такое ощущение возникало у меня даже в детстве. Играя в «солдатики», во «взятие крепости» и другие игры, правила которых он тут же придумывал сам, Отец был способен увлечься ими более активно, чем ребенок-партнер... Очень нравилось ему название американского фильма «Благослови детей и зверей» (да и сам фильм тоже был ему по душе, он любил «все живое» и по натуре своей до конца дней оставался созидателем).
Вот несколько своего рода афоризмов, взятых наугад из его книг и писем: «Счастье лежит на очень простой дороге. Его не сыщешь на путях необыкновенных»; «Бескультурье и есть — хамство к человеку, а через него, конечно, и к природе...»; «Любая служба — дело наживное, а ребенок — дело непоправимое, если что случится» (т. е. нельзя рисковать здоровьем ребенка ради работы); «Дети и книги делаются из одного и того же материала, и дальнейшая судьба и тех, и других тревожит сердце примерно одинаково, точнее, сходно...» Свои взгляды и убеждения писатель достаточно полно высказал в романе-хронике «Горсть света», и мне нет необходимости о них говорить. Я только часто думаю о том, каково было бы этому свидетелю нашего века видеть все, что происходит с Россией сегодня. Не сомневаюсь, что он был бы рад и крушению прежних правящих монстров, и возрождению разрушенных храмов, и — особенно! — возврату многим российским градам и улицам их исконных названий... Огорчался бы национальным розням, войне с Чечней, не одобрил бы, разумеется, преобразования Манежной площади и засилья чуждой рекламы на улицах Москвы, а вот его отношения к новому памятнику Петру Первому не берусь в точности определить... Может и простил бы автора уже за его неуемную дерзость!.. Чуждый крайностей, в той странной ситуации, когда слова «патриот» и «демократ» приобрели смысл чуть ли не ругательный, он наверняка избегал бы писательских «разборок», но очутился бы в одном стане с теми, кто сохраняет свою творческую независимость, не лезет в драки, не кричит в мегафон. Он легко преодолевал в себе антисемитские тенденции, всегда осуждая какое-либо проявление насилия, погромов, фашизма любых мастей и оттенков. Короче говоря, оставался бы РУССКИМ ИНТЕЛЛИГЕНТОМ в лучшем смысле этого слова. ...Когда-то, еще в начале тридцатых годов, датская писательница Карин-Михаэлис (встречи с ней подробно описаны в «Горсти света») настойчиво рекомендовала отцу писать детективы в духе Агаты Кристи, что принесло бы, по ее словам, и читательское признание, и благосостояние автору. Казалось бы, этот ее завет исполнился уже самим невероятным по стечению событий случаем создания и публикации романа «Наследник из Калькутты». Можно было бы развить этот успех и стать преуспевающим «советским детективщиком». Кажется, у отца возникали подобные мысли и планы (особенно — в периоды острого безденежья). Помню даже один из намечаемых им сюжетов, связанных с враждебной деятельностью некоего иностранного посольства: повестушка должна была начинаться с того, что на углу двух больших улиц горит почтовый ящик... Но не зря Валентин Иванов в шутку называл родителя «Ленивец из Купавны», упрекая в неумении пробивать свои работы в печать... «Нет, не выбрал счастья я!» — мог бы повторить отец слова своего учителя В. Я. Брюсова (блестящего поэта и вместе с тем первого официального литцензора в СССР). Он выбрал тернистый путь типичного советского писателя-полудиссидента, перебивающегося с хлеба на квас своими изданиями, слушающего по старой «Спидоле» крамольные «голоса», усердно читающего всевозможный самиздат (особенно, конечно, Солженицына!) и одновременно пишущего «в стол» правдивые и откровенные воспоминания. |
