Димитри держал шкатулку в руках бережно, почти нерешительно, как отец держит новорожденного младенца.

– Мне трудно представить, как кто-то с такими нежными руками копается в земле – даже ради этого.

Уитни улыбнулась, подумав о том, что приходилось делать ее нежным рукам за прошедшую неделю:

– У меня нет особой склонности к ручному труду, но когда это необходимо… – Она повернула руку ладонью вверх, критически ее разглядывая. – Признаюсь, что собиралась сделать маникюр, когда Ремо... прислал ваше приглашение. Это маленькое приключение оказалось смертельным для моих рук.

– Завтра мы все организуем. А пока, – он положил шкатулку на широкий стол, – наслаждайтесь.

Уитни подошла к шкатулке и откинула крышку. Драгоценности производили не меньшее впечатление, чем утром. Протянув руку, она достала ожерелье из алмазов и сапфиров, которое понравилось Дугу.

Нет, он просто пожирал его глазами, с грустной улыбкой вспомнила Уитни.

– Невероятно, – вздохнула Уитни. – Совершенно невероятно. А некоторые теряют разум из-за простой нитки жемчуга.

– Вы держите в руке приблизительно четверть миллиона долларов.

Губы Уитни скривились.

– Какая приятная мысль.

Сердце Димитри забилось чуточку быстрее, когда он увидел, как небрежно и в то же время элегантно она держит драгоценности. Так, должно быть, их держала королева незадолго до своего падения и смерти.

– Такие драгоценности нужно носить.

– Да. – Смеясь, Уитни приложила ожерелье к себе. Как чьи-то темные глаза, сияли сапфиры. Бриллианты волнующе переливались. – Это ожерелье красиво и, несомненно, дорого стоит, но… – Уитни положила в шкатулку и взяла многоярусное бриллиантовое колье. – Вы когда-нибудь заду мы вались над тем, каким образом Мари сумела забрать его у графини?

– Значит, вы верите, что это знаменитое колье, которое фигурировало в «деле о бриллиантах»? – Она его снова приятно удивила.

– Мне хочется так думать. – Уитни пропустила колье сквозь пальцы и повернула так, чтобы оно отражало свет. Как говорил Дуг о «Сиднее», это было все равно что одновременно держать в руках лед и пламя. – Почему-то я верю, что она была очень умной женщиной и одержала верх над людьми, которые пытались ее использовать. – Уитни взяла из шкатулки рубиновый браслет. – Жеральд Лебрюн жил, как нищий, храня под полом огромное состояние. Странно, вы не думаете?

– Преданность, если она не подкреплена страхом, – это всегда странно. – Димитри взял у нее из рук колье и стал рассматривать. Уитни увидела совершенно неприкрытую алчность. Его глаза загорелись, совершенно как глаза Барнза, когда тот нацелил пистолет на ее колено. Кончик языка высунулся изо рта. Когда Димитри заговорил, голос его дрожал от страсти, как у странствующего проповедника:

– Сама революция была великолепным временем – временем перемен, временем смерти, временем возмездия; Разве вы не чувствуете этого, когда держите в руках драгоценности? Кровь, отчаяние, вожделение, власть. Крестьяне и политики сбросили многовековую монархию. Как они удержались у власти? – Димитри улыбнулся. Бриллианты сверкали в его руках, глаза горели от возбуждения. – Страх. Разве может быть более подходящее название для того времени, чем власть террора?

Димитри наслаждался. Уитни видела по его глазам, что не сами бриллианты, а кровь на них доставляла ему наслаждение. Она почувствовала, как страх в ней сменяется отвращением. Дуг был прав, решила она. Главное – победить. А она еще не проиграла.