— Нет, — рассмеялся он. — Немало и белых дикарей… и черных джентльменов.

И он рассказал ей о крошечных желтых пигмеях из лесов Итури, ростом по пояс мужчине, и о гигантских ватуси, которые всякого, кто ниже двух метров ростом, считают пигмеем, и о благородных воинах-зулусах, называющих себя детьми неба.

— Вы говорите так, словно всех их любите, — обвиняюще сказала она.

— Зулусов? — переспросил он и кивнул. — Да, вероятно, люблю. Некоторых во всяком случае. Мбежане…

— Кто такой Мбежане?

Она неправильно произнесла имя.

— Зулус, он был с моим дядей Шоном со времен их молодости.

Он использовал зулусское слово «умфаан» и пришлось перевести его ей.

— Расскажите о животных. — Сантэн не хотелось, чтобы он замолкал. Его голос и рассказы она могла бы слушать вечно. — Расскажите о львах и тиграх.

— Тигров там нет, — улыбнулся он, — а львов много.

Даже руки Анны, занятой ощипыванием птиц, замирали, когда Майкл описывал охотничий лагерь в вельде, где их с дядей Шоном осаждал львиный прайд и им всю ночь пришлось держать головы лошадей, защищая и успокаивая их, а большие кошки бродили у границы освещенного пространства взад и вперед, пытаясь выгнать лошадей во тьму, где те стали бы легкой добычей.

— Теперь про слонов.

И он рассказывал об этих умных животных. Описывал, как они движутся своей медленной сомнамбулической походкой, помахивая огромными ушами, чтобы охладить кровь, и подбирая хоботом землю, чтобы принять пылевую ванну. Рассказывал о сложной социальной структуре слоновьих стад, о том, как старые самцы укрываются от общего шума.

— Точно как твой отец, — заметила Анна.

Как старые бесплодные слонихи берут на себя роль нянек и повитух; как строятся отношения крупных животных друг с другом, отношения почти человеческие, длящиеся целую жизнь; об их странной одержимости смертью, о том, как, убив охотника, который их преследовал и ранил, они нередко забрасывают его тело зелеными листьями, будто пытаются искупить свою вину. Он объяснил, как стадо помогает раненому слону: другие слоны хоботами удерживают его на ногах, подставляют свои большие бока, а когда слон, наконец, падет, то, если это самка, самец громоздится на нее, словно актом осеменения пытается отсрочить смерть.

Последние слова разрушили для Анны очарование услышанного; она вспомнила о своей роли дуэньи и пристально взглянула на Сантэн.

— Дождь кончился, — строго сказала она и начала собирать ощипанные тушки голубей.

Сантэн огромными, сияющими темными глазами продолжала смотреть на Майкла.

— Когда-нибудь я отправлюсь в Африку, — негромко сказала она, и он ответил на ее взгляд и кивнул:

— Да, когда-нибудь.

Они словно обменялись клятвой. Взаимное решение, твердое и понятное обоим. В это мгновение она стала его женщиной, а он — ее мужчиной.

— Пошли, — настойчиво сказала Анна от дверей амбара. — Идем, пока снова не начался дождь.

Оба с видимым усилием встали и последовали за ней в мокрый, пронизанный дождем мир.

Они плелись на налитых свинцом ногах по аллее к шато, шли бок о бок, не касаясь друг друга, но так остро ощущая взаимное присутствие, как будто обнимались.

И тут в сумерках показались самолеты, низкие и стремительные, рев их моторов, когда они пролетали над головой, поднялся до крещендо. Впереди шел зеленый «сопвич». С этого угла голова Эндрю им не была видна, но виднелись пробоины в ткани крыльев — следы пуль «шпандау», разрывавших корпус.

На пяти самолетах, следовавших за Эндрю, тоже остались следы обстрела. В их крыльях и фюзеляжах светились прорехи и отверстия.