— Я тоже боюсь. Боюсь, что он в тебя влюбится.

Штаб части временно размещался в покинутом монастыре на окраине Амьена. Монастырский двор зарос травой и запустел: во время прошлогодних осенних боев монахи покинули монастырь, и кусты рододендронов превратились в джунгли. Здания из красного кирпича, стены замшелые, по ним до самой серой крыши карабкаются цветущие вистерии. В стенах выбоины от разрывов.

У входа их встретил молодой лейтенант.

— Вы, должно быть, Майкл Кортни. Я Джон Пирс, адъютант генерала.

— Здравствуйте. — Они обменялись рукопожатием. — А что стало с Ником Ван дер Хеевером?

Ник учился с Майклом в школе и с прибытия части во Францию был адъютантом генерала.

— Вы не слышали? — Пирс посерьезнел, на его лице появилось знакомое выражение, которое в эти дни часто возникало, когда спрашивали о знакомых.

— Боюсь, Ник купил себе ферму.

— О Боже, нет! Он отправился на передовую с вашим дядей. И там его подстрелил снайпер.

Но лейтенант отвечал рассеянно: он не мог отвести глаз от Сантэн. Майкл вежливо представил ее и прервал пантомиму лейтенанта, выражавшую восхищение.

— Где мой дядя?

— Он просит вас подождать.

Лейтенант провел их через маленький закрытый садик, принадлежавший, вероятно, аббату. На стенах вьющиеся розы, а посреди аккуратной лужайки — солнечные часы на постаменте.

В углу, где пробивалось солнце, был накрыт стол на троих.

— Дядя Шон сохраняет свой королевский стиль, — заметил Майкл, показывая на столовое серебро и стюардовский хрусталь.

— Генерал присоединится к вам, как только сможет, но просил предупредить, что ланч будет очень коротким. Осеннее наступление, понимаете ли… — Лейтенант показал на графин на маленьком сервировочном столике. — Не угодно ли пока что хересу или чего-нибудь покрепче?

Сантэн отрицательно покачала головой, но Майкл кивнул:

— Покрепче, пожалуйста.

Хотя Майкл любил дядю не меньше, чем отца, после долгой разлуки он всегда нервничал в его присутствии. И ему нужно было успокоиться. Адъютант налил Майклу виски.

— Простите, но у меня кое-какие…

Майкл жестом отпустил его и взял Сантэн за руку.

— Смотри, на розах и нарциссах набухли бутоны и почки. — Она прислонилась к нему. — Все оживает.

— Не все, — негромко возразил Майкл. — Для солдата весна — время смерти.

— О Мишель… — начала она и замолчала, глядя на стеклянную дверь с выражением, которое заставило Майкла быстро обернуться.

К ним приближался мужчина, высокий, рослый, широкоплечий. Увидев Сантэн, он остановился и пронзительно, оценивающе посмотрел на нее. Голубые глаза, борода густая, но аккуратно подстриженная как у короля.

«У него глаза Майкла! — подумала Сантэн. — Но они гораздо свирепей».

И она вздрогнула.

— Дядя Шон! — воскликнул Майкл и отпустил ее пальцы. Он сделал шаг вперед, протянул руку, и эти свирепые глаза обратились к нему и смягчились.

— Мальчик мой.

«Он его любит, — поняла Сантэн. — Они очень привязаны друг к другу».

Она внимательнее вгляделась в лицо генерала. Загорелый, кожа потемнела, точно выдубленная, вокруг рта и этих невероятных глаз — глубокие морщины. Нос крупный, как у Майкла, и крючковатый, лоб широкий, высокий, а над ним шапка густых волос — темных, с серебряными нитями, блестящими на солнце.

Они разговаривали, все еще не разнимая рук, и Сантэн поразило их сходство.

«Да они одинаковые, — поняла она, — разница только в возрасте и силе.