Характеристики сверхорудия поражали: скорострельность — один выстрел в 15 минут, максимальная дальность полета снаряда — полтора километра, вес гаубицы — 125 тонн, калибр — 480 мм. Одного снаряда «Большой Берты» хватало, чтобы полностью сровнять с землей девятиэтажный кирпичный дом вместе с фундаментом и подвалами. Абсолютно любые инженерные сооружения перед этим чудовищем были беззащитны.

Вильгельм фон Гюзе одобрительно улыбнулся, поглядев на орудие.

— Все три расчета укомплектованы германскими военнослужащими, — довольным тоном сказал он. — Это превосходные артиллеристы, опытные и умелые. Они будут нести боевое дежурство посменно. Мы дадим русским медведям жару!

— У нас нет надежных и подробных артиллерийских карт русских позиций, — недовольно сказал Киамиль-паша.

Немец хищно усмехнулся:

— Эта беда поправимая. Будут, обещаю вам, Махмуд-эфенди. Главное в том, что ни одно орудие противника нашу красавицу не достанет, — у русских сверхдальнобойных орудий просто нет. То, что местность горная, нам только на руку — гаубицы как раз и приспособлены для такой стрельбы навесными траекториями. Пушка, стреляющая настильно, в горах неудобна. К тому же пушка — оборонительное оружие, а гаубица — наступательное. Мы же собираемся наступать на генерала Огановского, не так ли?

— Я согласен, ответным артогнем противнику ничего не добиться. Но сверху? Но русские аэропланы? — не сдавался турок. — Что мы им противопоставим?

— Психологию, генерал! Мы сделаем так, что русские побоятся бомбить нашу гаубицу!

— Побоятся? Но почему? Они не из пугливых!

Вильгельм фон Гюзе вновь хитро улыбнулся:

— В ходе недавнего русского наступления под Сарыкомышем вы захватили немало пленных… Можно взглянуть на кого-нибудь из русских офицеров?

Киамиль-паша лишь пальцами щелкнул. Он понятия не имел, с какой стати его начальнику штаба вдруг вздумалось полюбоваться на пленных русских офицеров, но по прежнему опыту знал: Вильгельм фон Гюзе ничего просто так не делает. Задумал, не иначе, какую-то каверзу! Он даром что немец, а по лисьей хитрости любому азиату сто очков вперед даст.

…Конвоиры поставили перед генералом Киамилем и Вильгельмом фон Гюзе пятерых человек в офицерской форме русской армии. Держались русские спокойно и с достоинством. Посмотрев на фон Гюзе, один из них, лучше всех изъяснявшийся по-немецки, сказал за всех:

— Мы согласны сообщить вам лишь наши имена, звания и номера частей, в которых мы служили. Согласно Гаагским международным конвенциям о статусе военнопленных.

В словах русского офицера не было подчеркнутой агрессивности, лишь четкое осознание собственных и товарищей по несчастью прав.

Немец с благодушным видом кивнул:

— О, конечно! Вот вы, например… Назовитесь, сделайте одолжение!

— Штабс-капитан Андрей Левченко. Таманский 5-й пехотный полк 4-го Кавказского корпуса. Больше я ничего не скажу!

— А я ни о чем вас больше и не спрашиваю, — столь же благодушно отозвался фон Гюзе. — Кстати, вы прекрасно говорите по-немецки, герр Левченко.

Андрей Левченко был среднего роста, стройный и подтянутый, лет около тридцати с виду. Загорелое обветренное лицо с высоким лбом и по-славянски чуть резковато выступающими скулами. Нос типично наш, славянский, с легкой курносинкой. Коротко стриженные русые волосы, выгоревшие на южном солнышке до светло-пшеничного оттенка. И внимательные темно-серые глаза. У него была замечательная улыбка, но улыбался штабс-капитан редко, а сейчас, в плену, было Андрею вовсе не до улыбок. Словом, внешность самая заурядная, если можно так выразиться, простонародная.

Меж тем текла в жилах Андрея благородная кровь! Принадлежал он к небогатому полтавскому дворянскому роду Левченко.