- Очень приятно, - произнесла женщина. - Я знаю, вы много путешествовали по Африке. Бывали в Анголе и Мозамбике. Какой эпизод ваших
путешествий вы будете мне надиктовывать?
- Не знаю, - смутился Белосельцев, улавливая исходящий от женщины тончайший аромат духов, вдруг сравнивая его с неуловимыми запахами эфиров,
которые бабочка, черно-зеленый, светящийся махаон, оставляет в воздухе, прочерчивая среди ветра, солнца, древесной листвы и душных испарений
болот невидимую трассу, по которой летят одурманенные самцы в поисках пролетевшей черно-зеленой самки, и он стоял на берегу океана, подняв
высоко сачок, захватывая в него вместе с солеными брызгами и песчинками кварца пышного махаона, похожего на сорванный ветром цветок. - Не знаю,
- повторил он, - может быть, эпизод в ночной Луанде, на берегу лагуны, в отеле "Панорама", где собрался весь "бомонд" ангольского общества...
- И конечно, вы танцевали с черной красивой женщиной... - Она произнесла это приветливо, без всякой заинтересованности, все с той же
целлулоидной улыбкой, за которую было уплачено, но эти случайно оброненные слова вдруг взволновали его. Бархатная африканская ночь. Черная
лагуна с золотыми веретенами отраженных огней, там, где днем взлетали в воздух тяжелые литые тунцы, держались миг, переливаясь на солнце,
рушились с плеском в воду. Сиплый рокочущий саксофон, похожий на изогнутое морское животное, которое целуют мягкие замшевые губы. Он обнимает за
талию Марию, чувствуя пальцами гибкие позвонки на ее обнаженной спине, прижимает к себе ее длинные груди, видя за ее обнаженным затылком, как
кружится белая балюстрада, проплывают черный фрак дипломата, пятнистый мундир военного.
- Вы хотите сделать Прокурору подарок? - спросила она. - Хотите подарить ему бабочку?
- Ты и есть та бабочка, которую мы подарим Прокурору, - засмеялся Гречишников. - Этот подарок он будет помнить всю жизнь.
Он увел Веронику в гостиную, хлопал дверцей бара, показывая бутылки с напитками, хрустальные рюмки, блюдо для кубиков льда. Что-то негромко
втолковывал, и она, как прилежная ученица, переспрашивала. Белосельцев боялся спугнуть безумную, невозможную мысль. Они останутся в этой
красивой уютной квартире с молодой милой женщиной, которая будет выслушивать длинную повесть его прожитой жизни. Мысль была сентиментальной, из
тех, что могла родиться в голове престарелого разведчика при виде молодой проститутки.
- Мне все понятно, - сказала Вероника, - рада была познакомиться. Теперь мне надо идти. Меня ждут в "Метрополе". А я еще хочу зайти в
парикмахерскую.
Улыбнулась, качнула сумочкой и вышла, оставив в воздухе легкий аромат духов, по которому ее можно будет найти, следуя через Каменный мост,
мимо Кремля и Манежа, угрюмого здания Думы, колоннады Большого театра к "Метрополю", где в вечернем баре ее жадно отыщут глаза богатого
арабского шейха.
- Ну что, Виктор Андреевич, пойдем и мы полегоньку. Место тебе известно. Время, когда потребуется твоя коллекция, тебе сообщат. Будем снимать
кино. - Он засмеялся воркующим смехом лесного витютеня.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Белосельцев покинул дом с красной стеклянной бабочкой и двинулся пешком по Полянке, стараясь припомнить, как еще недавно называлась эта улица,
по которой столько раз проезжал от "Ударника" к Садовой. Но в памяти вместо названия улицы был неровный рубец, где вырезали у него кусочек мозга
и наспех зашили нейлоновыми нитками. Однако другая улица, катившаяся в стороне среди богатых магазинов, помпезных отелей, посольских палат и
храмов, называлась Якиманкой, и он не забыл ее прежнее название, - Георгия Димитрова. |