— Наташка, ты какого… лешего, девок впускаешь?

— Каких девок? — недоуменно переспросила хозяйка. — Девок никаких не было. Лена и Таня — девушки приличные, образованные.

Тьфу ты, опять забыл, что некоторые слова несут социальную окраску. Девками можно называть лишь незамужних крестьянок, даже мещанки — это уже девицы.

— Проехали, — вздохнул я, уставившись в потолок. Голосом умирающего лебедя сформулировал вопрос более правильно: — На фига гимназисток ко мне запустила? Лежу тут, как не знаю кто. Девушки молодые, красивые, неудобно.

— Неудобно с колокольни по-маленькому ходить, — ответствовала Наталья Никитична, усаживаясь на стул, где недавно сидела кареглазка. — Девушки еще вчера вечером прибегали, узнать хотели — как ваше здоровье? Я их не впустила — мол, плохо Ивану Александровичу. Леночка банку смородинового варенья принесла — мол, тетя сказала, лучшее средство от простуды. Мы с ней даже поспорили слегка. Я сама больше малину уважаю — с нее сильнее потеют. Сегодня опять прибежали, перед уроками. Так что, не ворчал бы, радовался.

— Так радуюсь, как не в себя, — уныло сказал я. — Лежу тут, понимаете ли, весь сопливый.

— Ой, не наговаривай, — усмехнулась хозяйка.— Девушки постучали, запросились на тебя посмотреть, я заглянула — ты спишь, красивый, загадочный и больной. Если будущая невеста на жениха посмотрит, пока он больной лежит — хуже не будет. Леночку впустила на минутку, Таня вместе с ней, не прогонять же? Посидела девушка, вроде как поухаживала. Зачем тебе было просыпаться?

— Ох, Наташка, романтик ты, — усмехнулся я. — Начиталась, небось, рыцарских романов. Прекрасная дева ухаживает за раненым воином и влюбляется в него.

Наталья Никифоровна подняла глаза вверх, задумчиво улыбнулась. Ага, читала. Сам нечто-то подобное читал в подростковом возрасте, но тогда не задумывался, что раненые рыцари делали под себя, а прекрасным девам приходилось менять постель.

А хозяйка вдруг, без предупреждения, ухватила меня за ухо и довольно чувствительно дернула.

— Иван Александрович, мы с тобой, о чем с тобой договаривались? Почему это Наташка? Наталья Никифоровна, не иначе.

— Садистка ты малолетняя, а не Наталья Никифоровна, — огрызнулся я, потирая ухо.— Щиплешься, словно индюк взбесившийся.

Квартирная хозяйка засмеялась:

— Ух, так бы тебе в лоб и дала! — подняла женщина кулачок. Но вместо удара поцеловала прямо в губы. — Смешной ты… Ишь, малолетняя. Знаю, что врешь, но все равно приятно. А щиплются не индюки, а гуси. Иван Александрович, мне тебя за глаза называть Ваней, а то и Ванюшей дозволительно, можно и в глаза, если болеешь. Все-таки, ты меня изрядно младше.

Наталья Никифоровна опять поцеловала больного.

— Заразишься, глупая, — пробормотал я.

Показалось, что от нее слегка пахнет чесноком, хотя Наталья Никифоровна, в отличие от меня, ни лук, ни чеснок не жаловала, из-за чего и мне пришлось себя ограничивать.

Квартирная хозяйка лишь отмахнулась:

— Если заразиться, так уже заразилась. Но не должна. Чеснока поела, как маменька в детстве учила. Мол — если у кого-то простуда, всем чеснок есть. А нас четыре сестры, маленькими были, постоянно кто-то болел. С тех пор чеснок не люблю, но иногда ем. А тебе куриный бульон сварила, сейчас принесу. Не вздумай отказываться!

Значит, не померещился запах. Матушка у хозяйки умная, разбирается в профилактике простудных заболеваний. И организм подсказывает, что от еды отказываться не следует.

Наталья Никифоровна принесла бульон в специальной чашке. Пил, почти не чувствовал ни вкуса, ни запаха, а хозяйка рассказывала:

— Нас четверо у батюшки с матушкой.