Наверное, за свою любовь нужно бороться. Но как? С кем? Она не находила ответов на эти вопросы. Ответ пришел сам, откуда она его и не ждала, причем даже не ответ, а недвусмысленная подсказка.

После безобразной сцены в кабинете у директора она снова попала — с точки зрения Инны — в разряд «несчастненьких». И та снова круто взялась за дело: звонила, утешала, наставляла, подбадривала. По-видимому, психологической обработке подвергалась в этот период не только Анна, ибо месяц спустя Эдуард Аркадьевич предложил занять специально созданный для нее пост заместителя директора.

— Я уже не молод, Анна Васильевна, — объяснял он ей этот свой неслыханный шаг, нервно крутя в руках очки и упорно избегая ее взгляда. — Мне нужен человек, на которого можно всецело положиться, оставить «на хозяйстве» на время отпуска или, не приведи Бог, болезни. Вы — женщина молодая, энергичная, прекрасный работник…

— Предмет сплетен всего коллектива, — язвительно продолжила Анна Васильевна.

— Ох, голубушка, все давно забыли эту нелепую историю. Да и вы в ней — жертва, так что выбросите из головы и живите дальше. Пока посидите в своем прежнем кабинете, а через пару недель сделаем из приемной уголок для секретарши и полноценный кабинет для вас. Хватит уже по чуланам ютиться. Тем более, что на работе придется бывать практически каждый день…

«Зато — машина с шофером, более чем приличный оклад, достойный пост… Ах, Инка, Инка, добрая ты душа, чтобы было без тебя с моей нелепой жизнью? Жаль только, что когда все наладится, ты снова перестанешь со мной общаться. Ну, что ж, нельзя иметь все сразу. У начальства, как говорится, друзей не бывает…»

Впрочем, в чем-то Эдуард Аркадьевич был прав: коллектив посудачил какое-то время о катаклизмах в личной жизни начальства, сменил Анне Васильевне прозвище «Несмеяна» на «генеральшу», и зажил дальше. Ни хуже, ни лучше к Анне Васильевне относиться не стали, поскольку жалеть ее было нелепо — она не выглядела жалко, а завидовать — нечему.

Разве что повышению по службе, так все видели, что она пашет, как лошадь. Ну, и пусть пашет, тем более, что начальницей она была все-таки более доступной и гуманной, чем Эдуард Аркадьевич, который, судя по всему, подкаблучное свое положение в семейной жизни стремился компенсировать чрезмерной авторитарностью в служебной деятельности.

Владимир Николаевич постепенно отплывал в прошлое, о нем навязчиво напоминал только ворох «документов» для так и ненаписанной книги. В конце концов, Анна Васильевна сложила все обратно в коробку и засунула в глубину стенного шкафа — подальше от глаз.

Так бы все и прошло, как все в этой жизни, только нелепый случай снова напомнил Анне Васильевне о Владимире Николаевиче. И место-то было почти неприличное: дамский туалет в издательстве. Анна Васильевна тихонько сидела в одной из кабинок, когда в помещение впорхнули две молодые сотрудницы, по голосам — младшие редакторы из отдела дамских романов. Анна Васильевна знала обеих: смазливые, шустрые, пока еще незамужние вчерашние провинциалки.

— Ксюхе-то, приятельнице моей, как повезло! — услышала Анна Васильевна захлебывающийся от возбуждения голосок. — Всего без году неделя, как из нашего Мухосранска прикатила, а теперь — на тебе! Госпожа генеральша!

— Шутишь?! — ахнула вторая.

— Вот те крест! Ловко мужика окрутила, хотя способ старый, как мир. Секретарша забеременела от шефа! Даже не смешно.

— А шеф, что, неженатый?

— Еще как женатый… был! Да, ты же у нас недавно, не знаешь. Он хозяин охранного агентства, бабками набит по уши, и у него был серьезный роман с нашей Генеральшей…

— Иди ты!

— Правда, правда, все издательство знало, да они и не скрывались особо.