Изменить размер шрифта - +
Родители ее не разубеждали – чтобы не вздумала одна в лес отправиться.

Проснулась Дуня в семь утра. Косить нельзя, трава мокрая. «Сгоняю на пару часиков за грибами», – решила она, наскоро завтракая бутербродом и чаем. Ближе всего Поле. Не спортивно, да и белых там, наверное, нет. В Круглый? Его истоптали деревенские. Чем черт не шутит, в Дальний! Там чудеса, там леший бродит. Среди полян подосиновиков, они же красноголовики, и картинно стоящих белых. Бабушка называла их холостяками, потому что растут поодиночке, а не семейственно, как прочие грибы.

Дорога была красивой. Глинистая, с двумя колеями, между которыми кусты травы. Кое-где колеи были заполнены водой, приходилось обходить по обочине, плотно заросшей пижмой, дикими васильками, тысячелистником, пыреем, иван-чаем и еще какими растениями, названия которых Дуня не знала. И все они мощные, высокие, ей по грудь. Вот что значит дождливое лето. На пользу природе, а не утехам огородников.

Купол неба напоминал перевернутый голубой тазик, на котором нетвердая детская рука нарисовала облака и солнышко. Нет, не точно, ведь есть движение облаков, и солнышко то прячется за них, то снова выныривает, а дети теперь на компьютере сами делают мультики. Это мультик, придуманный и созданный романтической девочкой, которой не нравится выражение, что жизнь похожа на раскраску зебры – темная полоса сменяет светлую. Жизнь похожа на игру солнца с облаками.

Когда они поженились, в медовый месяц, Дуня предложила Степану:

– Давай родим ребеночка?

– Зачем? – поморщился молодой муж.

Его короткое «зачем?» вмещало в себя информации на пять рукописных страниц. Он не чадолюбив, он считает, что им без пеленок и горшков прекрасно живется, у нее прекрасные профессиональные перспективы, даже в Германию на работу приглашали. Зачем дети? Зов биологический? Поддаваться ему нецивилизованно. И так далее, далее, далее. Пять страниц разумных доводов.

Дуня тогда кивнула, не упрашивать ведь. Через год, когда ее спрашивали, когда они планируют детей, отвечала, что как только, так сразу. Признаться: «От своего мужа я детей не хочу» – немыслимо. Да и в лицо Степану она никогда бы не сказала: «От тебя рожать? Ни за что!» И пяти страниц аргументов не требуется. Можно, наверное, в ссорах бросаться упреками, обзываться, клеймить, проклинать. Однако заявить мужчине, что не хочешь от него детей – это запредельное оскорбление, как вычеркивание на генетическом уровне.

Она не будет сейчас думать о муже. Пора покончить с затянувшейся маниакальностью: постылого, она его не любит, но терзается, как бы не обидеть, как бы бросить так, чтобы оставаться чистенькой и правильной. Будто это не человек, а собачка, которую завела, а потом она тебе разонравилась: и выгнать стыдно, и жизнь отравляет.

Она будет сейчас представлять, что оказалась на необитаемой зеленой планете, которая полностью ей принадлежит. За тысячи световых лет людей нет. Лягушка, вынырнувшая из лужи, птица, планирующая в воздухе, уставились на Дуню с оторопью. Первая встреча с человеком – венцом творения в их галактике. Только комары не знают почтения, зло кружат вокруг лица, обработанного репеллентом.

– Моя планета… моя жизнь, – в такт шагам говорила Дуня. – Моя планета… моя жизнь…

Вот и Дальний. С опушки видно, что там отдельное царство – темное, сырое, угрюмое. И в то же время по-своему притягательное, влекущее и загадочное.

– Не заблужусь, – сказала себе Дуня. – Во-первых, я не буду углубляться, пойду в нескольких метрах от опушки, вдоль дороги. Во-вторых, буду ориентироваться по солнцу. Сейчас оно светит мне в правое ухо, значит, на обратном пути должно светить в левое.

Так папа учил ориентироваться по солнцу.

Быстрый переход