— Ай да молодец! — радостно крикнул русский царь, хлопнув его по плечу так, что тот чуть не слетел со стула.

Свита облегченно вздохнула и заулыбалась.

— Возьмешь меня в ученики? — почтительно спросил Петр.

— Русский царь просит научить его вашему искусству, — быстро перевели ювелиру.

А посол полез в карман, незаметно сунув в руку ювелира кошелек с таким количеством гульденов, за которые тот с радостью согласился бы учить своему искусству кого угодно, хоть даже безрукого, глухонемого, безродного слепца...

Он ждал нового ученика уже на следующий день, но русский царь в его мастерской больше не появлялся, потому что нанялся в ученики к плотнику на верфи. Но ювелира все же запомнил, предложив ему через посла приехать в Россию, где открыть свое дело, набрав в подмастерья смышленых отроков, дабы научить их своему искусному мастерству. За что царь обещал ему: разрешение на беспошлинную торговлю своими изделиями, свободу от поборов, служб и разных повинностей на десять лет и свободный, в любой момент, когда только он пожелает, выезд за границу.

Что было уже почти официальным предложением, от которого отказываться было грех. И Густав быстро, трех месяцев не прошло, собрался в дорогу...

Глава 6

 Не открыть было нельзя. Потому что на пороге стоял милиционер. В форме. С пистолетом на боку. И топил большим пальцем кнопку звонка.

 — Старший лейтенант Митрофаненко, — козырнул он.

— Иванов, — представился Мишель-Герхард-фон-Штольц.

— Тут дело такое — сигнал на вас поступил, — тяжко вздохнул участковый инспектор. — Шум после одиннадцати часов ночи — музыка, топот и прочий разврат.

— У меня?! — удивился Мишель-Герхард-фон-Штольц.

— Так точно! — подтвердил участковый, снова козырнув. — Обязан проверить и провести среди вас разъяснительную работу по месту жительства!

И отодвигая жильца плечом в сторону, шагнул в квартиру.

Жильцу ничего не оставалось, как пойти за ним.

— Где тут у вас сесть? — пробасил участковый, проходя, минуя коридор, сразу в комнату, не снимая ботинок.

Жилец захлопнул дверь и закрыл ее на ключ.

От глазка двери квартиры напротив отлип любопытный женский глаз.

— Чего там? — спросил чей-то голос из комнаты.

— К соседу милиционер пришел!

— Давно пора, а то устроили из квартиры вертеп, бродят туда-сюда всякие-разные!..

Старший лейтенант Митрофаненко сделал несколько шагов, остановился посреди комнаты, обернулся и, сняв фуражку, утер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

— Ну... — сказал он, — здравствуй, что ли!

И раскрыл объятия.

— Здравствуйте, Георгий Семенович, — проникновенно сказал Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Сколько лет, сколько зим!..

Хотя всего лишь два лета и одна зима. Что не так уж и много. Иные десятилетиями своих отцов-командиров не видят, а если попадаются, то и всю оставшуюся жизнь.

Мишель-Герхард-фон-Штольц припал к груди «участкового».

Обнялись, расцеловались троекратно, по-русски...

— Погоди! — с трудом высвободился из объятий «участковый». — Дай хоть на тебя погляжу-то!..

Поглядел. Вздохнул. Похлопал по плечу. И, как водится, покопавшись в планшетке, вытянул оттуда бутылку «беленькой».

— Закуска-то найдется?

Хотя прекрасно знал, что найдется, потому что лично сам распорядился заполнить холодильник...

— Ну давай, за встречу!

Выпили немного — грамм по сто пятьдесят, памятуя пословицу: «Пить — пей, но дело разумей».