Изменить размер шрифта - +
Да, да, ты прав – лето у нас начинается слишком рано, но что можно с этим поделать? Приезжай поскорей, пока еще не стало нестерпимо жарко. Я надеюсь, ты сумеешь что-нибудь устроить, ведь у тебя в Музее Рассеяния осталось еще черт знает сколько неразобранных ящиков!

До встречи, до встречи, до встречи! Я верю, что это будет очень скоро!

Очень, очень твоя К.

 

 

Не могу тебе описать весь ужас сегодняшнего долгожданного дня. Не помню, как я дожила до того мига, когда, по моим расчетам, шасси твоего самолета заскользило по нашей святой земле. Я сбежала с работы под каким-то малоправдоподобным предлогом и притащилась в аэропорт почти на час раньше, не зная куда себя девать. Считая секунды, я застыла возле выхода из бездонного зала прибытия, откуда выплескивались все новые и новые волны озабоченных пассажиров. Каждый, толкая перед собой коляску, набитую чемоданами, напряженно всматривался в толпу встречающих в поисках своих. А я не менее напряженно всматривалась в толпу прибывших в поисках тебя. Сначала – бессмысленно, пока твой самолет не приземлился, потом радостно – пока пассажиры из Праги катили мимо меня свои тележки. Конечно, я не сразу сообразила, что вышли уже все, а продолжала с надеждой вглядываться в лица пассажиров из Амстердама, Милана и Бангкока, но радость моя постепенно испарялась, уступая место тревоге. Причем я боялась сдвинуться с места, чтобы выяснить, куда ты делся, – ведь ты мог выйти в любую минуту и затеряться в толпе, решив, что я уже уехала, так и не дождавшись. Как будто такое было возможно!

Когда вышли все пассажиры из Гамбурга, прибывшие на полтора часа позже, чем самолет из Праги, я почувствовала, что во рту у меня пересохло, а ноги окончательно затекли. И с неумолимой ясностью поняла, что ты не прилетел. Но вместо того, чтобы отчаяться, я тут же вообразила против всякой очевидности, что ты, незамеченный мною, проскочил мимо, побродил-побродил по залу, не замечая меня, – как будто меня можно было не заметить! – слегка удивился, слегка расстроился, взял такси и поехал ко мне. И теперь стоишь у меня под дверью, не понимая, куда я делась, или еще хуже – пожал плечами и ушел. Куда? Как я теперь тебя найду?

Это дурацкое недоразумение на миг показалось мне вполне реалистичным, и я, не помня себя от ужаса, дрожащими руками ухватилась за руль и помчалась домой, пересекая перекрестки на красный свет и угрожая жизни зазевавшихся пешеходов. Пока я взлетала по лестнице к своей квартире, я воображала, что слышу твое ровное дыхание наверху – мне виделось, как ты, усталый после раннего старта и многочасового перелета, задремал у меня под дверью. Но там, конечно, никого не было. Я ворвалась в квартиру, все еще надеясь неясно на что, – ведь в глубине сознания я ни на секунду не забывала, что ключа у тебя нет. Окончательно убедившись, что в квартире тебя нет, я бросилась к телефону, включила автоответчик и услышала твой расстроенный голос. На миг меня охватила волна радости, мне показалось, что ты где-то здесь, близко! Но постепенно до меня дошло, что ты звонишь из Праги, хоть я никак не могла уразуметь, почему.

Конечно, мне трудно постигнуть странные правила вашей жизни, которые позволяют вот так просто не пустить в самолет ни в чем не повинного человека с законным билетом и с законной визой в паспорте. И тут же эту законную визу отменить без всякого объяснения! Потому что фальшивый предлог, будто ты летаешь в Израиль слишком часто, объяснением считаться не может. Часто относительно чего, и что значит слишком? А сколько раз в год – не слишком часто? Или раз во сколько лет?

Нет, я сдаюсь: моя логика тут явно не работает. Она только безжалостно предсказывает, что у меня практически нет шанса быть с тобой в ближайшем будущем. А, может, вообще никогда?

Ну вот, сейчас пойду и повешусь!

Слушай, а нельзя устроить так, чтобы я приехала к тебе? Ладно, ладно, не сердись – не такая уж я идиотка, ты ведь объяснил мне, что это будет совершенно невыносимо.

Быстрый переход