Конечно, миссис Беатрис чуть постарела, немного пополнела и со временем стала менее подвижной, – ее мучил ревматизм, усилившийся оттого, что она много времени сидела за кассой, а не ходила по этажам, как прежде. Взгромоздившись на табурет внутри полированной позолоченной каморки (Беатрис думала, что сама похожа на старую литую неподвижную наковальню, только с пегими от проседи волосами и округлыми грудями), она сидела там, но никто из покупателей не догадывался о ее неподвижности и хромоте.

Конечно, знал об этом Адам Коуп. Война истощила его настолько, что все его долго сдерживаемые эмоции вылезли на поверхность, хотя он и смущался. У него на глазах часто появлялись слезы. И так же часто, как было возможно, он брал Беатрис за руку, долго не отпуская ее. Он сопровождал ее от магазина к стоявшему и ожидающему ее автомобилю. У него появилась дрожь в конечностях, из-за чего он спотыкался и ронял предметы. Настало время Адаму уходить, твердо сказала Флоренс.

По этому поводу было много споров между Беатрис и Флоренс. Когда между матерью и дочерью началась жестокая борьба (кто бы мог подумать, что у Флоренс появится такая сильная воля и непреклонность), Беатрис всегда побеждала, просто из-за ее положения. Она была хозяйкой «Боннингтона». Флоренс, без сомнения, в один прекрасный день тоже будет хозяйкой, но пока что, несмотря на приступы ревматизма, которые делали ее такой неповоротливой и медлительной, Беатрис была абсолютным командиром… И так будет до скончания ее дней.

И в результате Адам оставался. Преданность никогда не приносилась в жертву бизнесу. Глядя в большие бледно-голубые глаза Флоренс, Беатрис сомневалась, что дочь прислушается к этим ее старомодным и бесполезным идеалам.

Флоренс всегда исходила из соображений экономии. Держать Адама Коупа теперь стало совершенно экономически невыгодно. Но он оставался потому, что так сказала миссис Беатрис.

Возможно, если бы он ушел, он бы стеснялся своих старых друзей и тихо постепенно умирал в подвале, куда он ходил всю жизнь и располагал кое-каким имуществом. Может быть, он осознанно выбрал такое место, где покупатели не видели его нищеты.

Беатрис, к возмущению Флоренс, закрыла магазин в день похорон Адама. Это было последнее, что она могла для него сделать. Она тайно и трудно проливала слезы.

После того как она очень давно потеряла мисс Браун, а теперь Адама, молодое поколение наступает ей на пятки. Все было неблагополучно: Уильям с жаждущим страдальческим взглядом (он выглядел так после смерти мисс Медуэй), с растущим беспокойством из-за молчания Дези, – он уверял, что письма были, и обвинял в небрежности почтовое ведомство, Эдвин, отбывающий долгий срок, и Флоренс, интересующаяся только показом красивых товаров назло войне…

Что бы сказал генерал Овертон о семье, которая населяет сейчас его дом? Не подумал бы он, что совершил ошибку, когда решил, что храбрая маленькая девочка Боннингтон может быть человеком, который оздоровит его потомство новой кровью?

Зимой Уильям снова заболел хроническим бронхитом. Он лег в постель, укутанный шотландским пледом, и доктор простукивал ему грудь. Они оба смеялись до упада над советом доктора проводить зиму в мягком климате. Теперь, когда война в разгаре?

– Тогда лучше всего для вас, – сказал доктор, – остаться здесь. У вас комфортабельный дом и заботливая жена. Это самое большее, что я могу сказать моему пациенту.

– Его что-то тревожит? – спускаясь по лестнице, спросил доктор у Беатрис.

– Да. Наша дочь Дези в России. Он мучается все время, что от нее нет известий. Особенно сейчас, когда там революция. Но кто теперь не беспокоится! Этому не поможешь, верно?

– Не сидите с ним слишком долго по ночам, мисс Овертон. Я пришлю вам сиделку, если необходимо.