Певец спрашивает, почему он тратит свои ночи,

стремясь к утраченной любви,

о которой он мечтает, как о песне. Конечно, он знает почему.

Он одержим, он ничего не может с собой поделать.

От него осталась только слезливая оболочка его разума.

Должно быть, она сияла для него, словно звезда,

если песня, которую он слышит в своей душе, подобна звездной пыли.

Это очень своеобразно — взывать во имя утраченной любви к сгоревшим продуктам ядерных реакций.

Однако это его проблема, его метафорическое отчаяние.

Остается только удивляться его сентиментальности.

Надо же было сделать вид, что он — в раю, в саду Эдема, где все длится вечно, и розы никогда не перестают цвести,

и его возлюбленная по вечерам исполняет дуэты

с певчей птичкой из китайских императорских садов, —

он делает вид, что его предок не ел запретного плода со знаменитого древа,

что любовь может быть вечной,

а жизнь не кончаться смертью.

(Вялые аплодисменты.)

Если то, что ты поешь себе, — не песня,

но лишь мечта о том, что должно быть песней,

то, конечно, это неверно.

Песни разбиваются, точно так же, как мечты,

и все, что, как тебе казалось, ты знал,

уходит навсегда,

каждая нота твоего плача.

Вот где кроется настоящее горе души:

Ум твой расстроен, и ночь и день слились так, что их не различить.

Словно Бог, придя в ужас, решил вернуть мир к началу.

И там, где стоит любящий, объятый песнями и мечтами, нет райского сада.

Там молнии, там ливень,

там небесное пламя, там сталкиваются миры

и песнь любви отдается эхом в музыке небесных сфер.

(Равнодушные аплодисменты.)

Самое худшее, что происходит,

когда он остается один в ночи,

это то, что она не уходит,

она остается с ним.

Он вспоминает время,

когда они были едины,

что было единственным раем,

которого стоит желать,

хотя счастье мимолетно,

как время цветения розы.

Они давно покинули Сад,

когда он был единственным юношей на свете,

а она — единственной девушкой,

но они сидят теперь на разных стульях в гостиной,

он держит в руках газету и делает вид, что читает,

а она склонилась над книгой или Библией,

и им нечего сказать друг другу,

они лишь стараются выполнять предписания врачей.

Если он попробует обнять ее сейчас,

она вырвется и убежит, потрясенная таким бестактным поступком,

и, может быть, он мысленно смотрит в окно

и видит проходящих стройных девушек

и думает при этом словами поэта:

«Когда-то я знал более красивую женщину, чем любая из вас».

Но это небольшое утешение.

Не более, чем вид звезд на ночном небе,

великих и ярких,

но это лишь уголья,

которые гаснут в пепле его беспамятства.

(Весьма редкие аплодисменты.)

Мы поем блюз,

   Нанизываем слова

   Чтоб подражать

   Поющим птицам

В садах единения

   Жизнь гладка и странна

   Она не в его объятиях,

   Они ищут Бога

Пригоршня звезд

   Превратилась в пыль

   И вот я здесь

   В потерянном мною раю.

— Певец рождает песню сновидением

— каждая нота — плач

— А мы сидим в гостиной на разных стульях

— здесь, в потерянном раю.